«Аэрокобра» 19-го ГвИАП, потерпевшая аварию в тренировочном вылете
Посадили мы Володю к нему в фюзеляж и полетели. Не долетая до Первомайска, Кирилюк стал отставать, от его двигателя пошел шлейф черного дыма. Скоморохов, ведший группу, развернулся. Смотрим, Кирилюк пошел на посадку. Плюхнулся он в деревне прямо на огороды: один огород перескочил, второй, облако пыли — и все, ничего не видно. Ну, точку посадки отметили, полетели в полк. Выяснилось, что Кирилюк попал в госпиталь с ранением челюсти и переломом руки. Вернулся он в полк уже в июне. Спрашиваем его: «А где же Долин?» — «Как где? Он ведь живой был. Его колхозники на телегу посадили и повезли тоже в Одессу». Оказалось, что при посадке ему отбило что-то внутри, его нельзя было трясти на телеге, и он умер по дороге. Кирилюка за это понизили. Однако ему не привыкать — его то снимут, то обратно поставят. Хулиган.
Другой с ним случай расскажу, когда Румыния капитулировала и румыны перешли на нашу сторону, в Каралаше идем по городу вчетвером: Калашонок, Кирилюк, Орлов и я. Навстречу нам два румынских офицера в летной форме. Такие важные. Честь не отдали. Кирилюк их останавливает: «Вы что не приветствуете советских освободителей?» Те что-то сказали так свысока. Он разозлился: «Ах, ты еще обзываешься!» — как даст одному в морду! Мы Кирилюку: «Идем, что ты связываешься». Он стоит на своем: «Они должны нас приветствовать!» Командует румынам: «А ну пройдите мимо нас строевым!»
Командир эскадрильи 19-го ГвИАП И. Д. Гайдаенко в кабине своей «Аэрокобры»
Пока мы с ними разбирались, приехал комендантский взвод и на нас: «Вы чего себе позволяете?!» Тут Кирилюк разошелся: «Вы что?! Мы же их сбивали (да и мне пришлось сбить румынский „фоккер“ под Одессой), а они…» В общем, объяснились. Командир взвода нам сказал: «Вот что, ребята, я вас подвезу до окраины города, а вы уж там пешочком до аэродрома дойдете. Но я вас прошу в городе больше не появляться». Отвез нас и отпустил.
В Каралаше мы сели в начале сентября. Оттуда летали на прикрытие Констанции, которую бомбили немцы, базировавшиеся в Болгарии. После народного восстания в Болгарии немцы сразу откатились, и боев не было вплоть до границы с Югославией. Под Белградом немцы создали укрепленный район, и нам пришлось сопровождать «илы», которые их оттуда выковыривали.
Первый наш аэродром на территории Югославии находился на дунайском острове Темисезигет. Оттуда летали в основном на прикрытие штурмовиков. Кроме того, подвешивали нам и бомбы. Запомнился один из вылетов за день до освобождения Белграда. Облачность была низкая, шел дождь. И вот на фоне этих темных облаков сплошной стеной по нас огонь, а надо штурмовать здания, в которых засели фашисты. Три вылета мы сделали — никого не сбили. Как мы живы остались? Не понимаю. За эту штурмовку я получил орден Отечественной войны I степени.
Штурмовиков сложно сопровождать. Обычно выделяли две группы — ударную и непосредственного прикрытия. Над целью всегда их прикрывали на выходе из пикирования. В этот момент они наиболее беззащитные, не связаны друг с другом огневым взаимодействием. И если немцы атаковали, то только в этот момент. Группу на подходе они не любили атаковать, если атаковали, то как-то бессистемно, лишь бы отделаться.
Для того чтобы взлететь с раскисшего аэродрома, «Аэрокобрам» 66-го ИАП пришлось досками вымостить взлетно-посадочную полосу. Март 1945 г., Германия
Что потом? Мы начали летать под Будапешт, на Южный Дунай. Сначала мы сели сразу в Мадоче. Дожди залили аэродром, превратив его в болото. Два-три вылета взлетали на форсаже с выпущенными подкрылками. Только бы побыстрее от земли оторваться. Но это очень рискованно. Вызвали инженера. В результате самолеты разобрали, на грузовики погрузили и по шоссе вывезли в Кишкунлацхазе, в котором был аэродром с бетонной полосой. Ехать туда километров 35–40. Приехали в три часа ночи, темно еще, а к девяти часам утра все самолеты были готовы к вылету! Понял, как все было серьезно поставлено?! Инженер эскадрильи Мякота чудеса творил! Да и начальник ПАРМА, где мы ремонтировались, Бурков, тоже был на уровне. Прилетаешь ты, самолет в дырках, а часа через 3–4 самолет снова готов к полетам. Вот какие инженеры были!
Герой Советского Союза, будущий Главком ВВС Павел Кутахов
Когда мы вылетали под Будапешт, особенных воздушных боев не было. Только один раз, помню, мы сделали 2–3 вылета, и наше дежурное звено сидит в боевой готовности. Ракета в воздух — пара выруливает — задание получают уже в воздухе. Взлететь успел только Леша Артемов — Артем, как мы его звали. И вдруг — два «мессера». Не знаю, куда они летели. Скорее всего, на разведку или на охоту. Леша завязал с ними бой над аэродромом и обоих сбил на глазах у всех. Один из тех двух немцев сел подбитый. Подобрали его живым. Привели. Командира полка Онуфриенко не было, был его зам — Петров. Командующий спросил, кто вылетал и сбил. Штабные ему доложили, что командир полка вылетал, он и сбил. Потом уже разобрались, как оно было на самом деле. В общем, все произошло, как в кино «В бой идут старики». Артем, когда мы с ним после войны встречались, любил шутить, что за войну сбил двенадцать немецких и десять своих самолетов. Ему действительно не везло — постоянно его сбивали, вот он это и засчитывал в список сбитых «наших» самолетов.
Стоянка истребителей Р-39 213-го ГвИАП, весна 1945 г.
У нас самих были люди, о которых можно фильмы снимать. Кирилюк, о котором я уже рассказывал. Помню, под Будапештом нас мало оставалось. Скоморохов составил одно звено. Взлетели мы. А там «мессера». У меня таджик Абраров Рафик ведомый. Хороший был парень, но его над аэродромом «месс» сбил. Пришли охотники, они как глисты друг за другом вытянутся, не как мы — фронтом. Он заходил на посадку, а они из облаков вывалились… А тогда мы только за Дунай перелетели, к озеру Веленце идем, у него забарахлил мотор. Я ему: «Иди быстрее домой, что еще с тобой делать, собьют же». Остался я один. Без пары некомфортно. Тройку вел Кирилюк, а с ним как идешь, обязательно что-то случится. Он бесстрашный, сначала ввяжется, а потом подумает. Он чуть выше, я чуть ниже. Начался бой, и тут меня зажучили четыре «мессера». Я встал в вираж «За Родину», мы так называли, когда крутишься на одном месте, а эти четверо меня атаковали сверху. Ну, по виражащему самолету попасть непросто, тем более я слежу и подворачиваю под атакующий истребитель, быстро проскакивая у него в прицеле. Я потихоньку теряю высоту. Начали 3000–4000, тут уже горы, а выйти из виража нельзя — собьют. Сам кричу: «Кирим! — такой был позывной у Кирилюка. — Зажали четверо сволочей! Хоть кто-нибудь на подмогу!» Отвечает: «Ничего-ничего. Держись». Вроде ему некогда, надо там, наверху, сбивать. Крутился я, крутился. Оглянулся, а один «месс» уже горит. Кирилюк сверху свалился и его с ходу сбил. Тут один «мессер» промахнулся и недалеко проскакивает. Ага, думаю, все, теперь я с тобой справлюсь. Я подвернул машину, как дал ему. Он задымил, вниз пошел. Кирилюк: «Молодец!» Остальные двое удрали. Кирилюк был асом по сравнению с нами: 32 или 33 самолета лично сбил. Старше меня года на два, он раньше пошел на войну. Опыт у него был. Прилетели мы, я ему говорю: «Кирим, что же ты раньше не пришел? Я же тебя просил пораньше. Высота на пределе, горючего мало». Отвечает: «Я смотрел, как ты выкрутишься». Я говорю: «Ничего себе!!!» Такой он был, в критический момент только пришел. Царство ему небесное, хороший был мужик.
