Я уже касался приказов о превентивном заключении и его последствиях.
Кальтенбруннер признавал необходимость исправительно-трудовых лагерей вследствие общих, господствовавших тогда в империи условий, недостатка рабочей силы и многого другого, как он показал на допросе. И если я не ошибаюсь — убедительных доказательств об истязаниях и жестокостях в лагерях представлено не было. Возможно, это объясняется тем, что лагеря были схожи в некоторых отношениях с концлагерями, но не были приравнены к ним.
Кальтенбруннер, используя все возможные средства, выступил против обвинения в том, что он якобы подписывал приказы об экзекуциях. Свидетели Гесс и Цуттер утверждают, что в отдельных случаях они видели подобные приказы… Свидетель Цуттер, адъютант коменданта лагеря Маутхаузен, основываясь на слухах, говорил, что телеграммой за подписью Кальтенбруннера разрешалось проводить экзекуцию парашютистов весной 1945 г. Кальтенбруннер оспаривал свою осведомленность в этом… Свидетель доктор Хоттль показал:
«Нет, Кальтенбруннер не отдавал таких приказов и, по моему мнению, не мог сам давать таких приказов (об умерщвлении евреев)».
Ванек категорически подтверждает:
«Мне известно, что Гиммлер лично выносил решения о жизни и смерти и иных наказаниях заключенных в концлагерях». Тем самым, пожалуй, доказано исключительное право Гиммлера в этой области.
Но было бы неверно, если бы я стал полностью отрицать вину Кальтенбруннера в данном пункте. Если такие приказы, например, на основании приказа Гитлера о «командос» от 18 октября 1942 г., приводились в исполнение по отношению к подданным иностранных держав, то встает вопрос об ответственности того лица, имя которого стоит под подобным приказом. Могло быть, однако, что подчиненные злоупотребляли этим именем. Установлено, что Кальтенбруннер не оказал ни малейшего влияния на составление приказа о «командос», хотя едва ли может быть поставлено под сомнение, что этот приказ нарушает положения международного права…
Свидетель доктор Хоттль подтвердил, что Кальтенбруннер в вопросе будущей судьбы Германии доходил до пределов, граничивших с государственной изменой, если даже не перешел их. Свидетель подтверждает, например, что Кальтенбруннер сумел побудить Гитлера к умеренности в венгерском вопросе в марте 1944 г. и воспрепятствовал вступлению в Венгрию румынских соединений; что благодаря его сопротивлению долгое время не назначалось намеченное национал-социалистское венгерское правительство.
Обвинение возложило на Кальтенбруннера ответственность за эвакуацию и преднамереннее уничтожение известных концлагерей… Ему вменяется в вину попытка уничтожить концентрационный лагерь Дахау с обоими его дополнительными лагерями, о чем показали свидетели барон фон Эберштайн и тогдашний гаулейтер Мюнхена Гисслер. Но свидетель Ванек показал, что ему не был известен подобный приказ Кальтенбруннера, хотя при своем тогдашнем положении он знал, если бы Кальтенбруннер отдал подобный приказ или даже только обдумывал его.
Кто в действительности отдал такой приказ, никогда нельзя установить определенно. Свидетель Гесс при допросе его упоминал приказы об эвакуации как Гиммлера, так и непосредственно Гитлера…
Мне кажется также сомнительным, чтобы так называемые оперативные группы, созданные на основании приказа Гиммлера о комиссарах от 1941 г., существовали после вступления Кальтенбруннера в свою должность с теми же функциями, что и до его назначения.
Одни данные говорят за, другие — против. Кальтенбруннер отрицает существование этих групп во время своей деятельности в качестве начальника главного имперского управления безопасности. Я не хотел бы основываться на догадках, но считаю необходимым обратить внимание Суда на это сомнение. То же самое верно и в отношении так называемого «приказа о пуле» (кугельэрласс). Документ ПС-1650, США-246 свидетельствует, что соответствующие распоряжения подписал не Кальтенбруннер, а пресловутый начальник IV управления Мюллер, тогда как документ ПС-3844, США-801 говорит о подписи самого подсудимого. Мне кажется, что первый документ заслуживает предпочтения… Я думаю, что Суд имеет настолько большой опыт в оценке документальных доказательств, что мне не надо приводить дальнейшие аргументы по данному вопросу…
В какой степени я вправе заявить, что Кальтенбруннер действительно не был достаточно осведомлен о многих военных преступлениях и преступлениях против человечности, которые были совершены в течение двух последних лет войны при каком-либо участии IV управления? Будет ли такая защита иметь надежду в значительной степени оправдать начальника главного имперского управления безопасности? Кальтенбруннер показал во время своего допроса, что он узнал о некоторых приказах, распоряжениях, директивах и т. д., изданных задолго до вступления его на должность, очень поздно. Об отдельных приказах он узнал лишь в 1944 и в 1945 гг. Добавляю. Я хотел бы особенно подчеркнуть, что все приказы, которые противоречат международной морали и гуманности, были изданы в то время, когда Кальтенбруннер находился еще в Австрии…
Выполнялись ли подобные приказы, директивы и т. д. также и во время пребывания подсудимого на должности начальника главного имперского управления безопасности?..
Во время допроса Кальтенбруннера на суде он описал трудность своего положения, которое застал при вступлении на должность 1 февраля 1943 г., и я надеюсь, что никто не истолкует неверно эту ситуацию. Империя ведь еще защищалась и даже в 1943 году была опасной для любого противника, которому приходилось сталкиваться с ней. Но это уже была борьба за цель, лежавшую явно в недосягаемой дали. Кто попытается схватить за спицу колесо экипажа, несущегося навстречу пропасти, тот погибнет… Кальтенбруннер сказал в отношении этого положения: «В начале февраля 1943 года я прибыл в Берлин. За исключением нескольких визитов в связи с приемом должности, я начал свою деятельность в мае 1943 года. За четыре года войны приказы и указы Германской империи, относившиеся к исполнительной власти, тысячами скопились на столах и в шкафах у чиновников. Одному человеку почти невозможно было прочитать все это за год. Даже если бы я чувствовал себя обязанным сделать это, я не смог бы узнать содержание всех приказов». В этой связи я напоминаю о том, что, согласно показаниям свидетеля доктора Хоттля и других, во времена Кальтенбруннера главное имперское управление безопасности в Берлине охватывало около 3000 служащих всех категорий и что, по показаниям того же свидетеля, Кальтенбруннер полностью никогда не господствовал в этом управлении. Никто не будет оспаривать справедливости следующего вопроса: не был ли Кальтенбруннер обязан получить в кратчайшее время информацию, по крайней мере, о важнейших событиях во всех управлениях главного имперского управления безопасности, и разве он не узнал бы тогда довольно быстро, например, об антиеврейских мероприятиях Гиммлера и Эйхмана и о некоторых других тяжких террористических мерах…
Свидетель Ванек следующим образом охарактеризовал отношение Кальтенбруннера к разрешению еврейского вопроса Гиммлером. К моменту вступления на должность Кальтенбруннера разрешение данного вопроса находилось уже на такой стадии, когда Кальтенбруннер не мог оказать на него влияния. Если Кальтенбруннер вообще высказывался по этому вопросу, то лишь в том духе, что здесь совершена ошибка, которую нельзя исправить. Далее свидетель подтверждает, что все мероприятия, связанные с разрешением еврейского вопроса, проводились самостоятельно, что Гиммлер передавал приказы непосредственно Эйхману, что доминирующее положение Эйхмана при жизни Гейдриха со временем еще более усиливалось, так что, в конце концов, он совершенно самостоятельно действовал во всем секторе по еврейскому вопросу.
