Эймен: Подсудимый, для того чтобы в максимальной степени сократить перекрестный допрос, я хочу быть уверенным в том, что мы друг друга понимаем.
Во-первых, я хочу спросить, признаете ли вы, что вы были начальником главного имперского управления безопасности и начальником полиции безопасности и СД с конца января 1943 года до конца войны? Это правильно?
Кальтенбруннер: Да, это верно с теми ограничениями, которые я указал вчера относительно моего права давать приказы государственной и уголовной полиции.
Эймен: И когда вы говорите об этих ограничениях, вы ссылаетесь на договоренность, которая якобы существовала между вами и Гиммлером?
Кальтенбруннер: Это не было мнимым соглашением с Гиммлером, это было фактом, существовавшим с первого дня. Было предусмотрено, что мне будет поручено создание аппарата центральной информационной службы, а он удержит в своих руках власть в других секторах.
Эймен: Во всяком случае вы признаете, что вы занимали такой пост, но вы отрицаете, что пользовались некоторыми полномочиями?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: Этот пост, который вы занимали, был тем же, который занимал Гейдрих, умерший 4 июня 1942 г.?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: В названии поста изменений не произошло?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: И вы показали, что вы берете ответственность за все акты, которые были совершены вами лично или о которых вы узнали? Это правильно, не так ли?
Кальтенбруннер: Да. Разрешите мне дополнить. Мое звание было несколько изменено 14 февраля 1944 г., когда военный отдел информации в виде отдела разведки и контрразведки ОКВ был передан Гитлером Гиммлеру. Тогда наименование моей должности — начальник имперской центральной службы информации — было несколько изменено…
Эймен: Подсудимый, пытайтесь ограничиться ответами на мои вопросы и по возможности отвечайте «да» или «нет».
Кальтенбруннер: Хорошо.
Эймен: Было ли вам лично известно или имели ли вы какое-либо личное отношение к каким-либо зверствам, совершенным в концлагерях во время войны?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: Таким образом, вы не берете на себя никакой ответственности за такие зверства. Правильно это?
Кальтенбруннер: Да, в этом отношении я не беру на себя никакой ответственности.
Эймен: И в этой связи те показания, которые были даны Хельригелем, например, относительно того, что вы присутствовали при казнях в Маутхаузене, вы тоже отрицаете, да?
Кальтенбруннер: Вчера меня обвиняли в том, что сказал Хельригель. Я считаю неверным утверждение о том, что я когда-либо видел газовые камеры в действии или в иное время.
Эймен: Очень хорошо. Лично вам не было известно и вы лично не участвовали в проведении программы уничтожения евреев? Это правильно? То есть вы только выступали против них?
Кальтенбруннер: Да, за исключением того, чго я был против нее; в тот момент, когда я узнал об этом факте и убедился в достоверности его, я заявил свой протест по этому поводу Гитлеру и Гиммлеру, и в конечном результате эти действия были прекращены.
Эймен: Таким образом, вы не берете на себя ответственность за действия, совершенные в связи с программой по уничтожению евреев, верно это?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к плану принудительного использования рабочей силы?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к уничтожению Варшавского гетто?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к казни пятидесяти летчиков в лагере № 3?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к различным приказам об убийстве союзных летчиков, правильно?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: Во время предварительного допроса вы тоже отрицали все это?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И вы придерживаетесь этого сегодня?
Кальтенбруннер: Так точно, но относительно допросов: разрешите мне еще раз высказаться перед Судом в ходе перекрестного допроса.
Эймен: Когда мы дойдем до соответствующего места, вы будете иметь возможность высказаться.
Действительно ли гестапо — IV отдел главного имперского управления безопасности — составляло доклады о концлагерях, которые представлялись вам на подпись, а потом передавались вами Гиммлеру?
Кальтенбруннер: Нет, я не могу вспомнить подобных докладов. Обычно Мюллер непосредственно докладывал Гиммлеру…
Эймен: Вы также отрицаете, что Мюллер в качестве начальника IV управления всегда совещался с вами по всем важным документам?
Кальтенбруннер: Не только я отрицаю это, но и факты говорят против этого; он имел непосредственные полномочия от Гиммлера и не имел никакого повода заранее обсуждать какие-либо вопросы со мной.
Эймен: Прошу показать подсудимому документ Л-50, который представляется под номером США-793.
Председатель: Разве этот документ еще не представлялся?
Эймен: Нет, милорд. Между прочим, знакомы ли вы были с Куртом Линдов, который дал это письменное показание 2 августа 1945 г.?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: Несмотря на то, что он был чиновником главного имперского управления безопасности до 1944 года?
Давайте вместе с вами прочитаем абзацы второй и четвертый. Только эти два абзаца, я не хочу тратить время Трибунала на чтение первого и третьего абзацев. Второй абзац, как вы видите, гласит:
«На основании общего опыта, а также осведомленности об отдельных случаях, я могу подтвердить, что IV отдел (гестапо) составлял доклады относительно действий административных властей в концентрационных лагерях и что эти доклады передавались начальником IV отдела начальнику главного имперского управления безопасности на подпись, а потом передавались рейхсфюреру Гиммлеру».
Кальтенбруннер: Разрешите мне сейчас же сказать по этому поводу. Может быть, было бы важно зачитать и первый пункт.
Эймен: Только кратко, пожалуйста, отвечайте как можно более кратко.
Кальтенбруннер: Пункт первый важен в том отношении, что из этого пункта я заключаю, что свидетель Линдов с 1938 по 1940 год находился в том отделе, в котором составлялись эти доклады. В 1940–1941 гг. он был в отделе по борьбе со шпионажем. В 1942–1943 гг. — в отделе по борьбе с коммунизмом, затем в отделе по информации. Мне кажется, что его показания в пункте втором, когда он говорит об обычаях в отделе государственной тайной полиции, о том, что передавались донесения о событиях в концентрационных лагерях Гиммлеру через начальника IV отдела и начальника главного имперского управления безопасности, относятся только к периоду 1938–1940 гг. В более поздний период, по его собственным словам, у него не было никаких сведений.
