На следующий день войска слушали рассказ о своих подвигах, изложенный в задушевном приказе главнокомандующего.
«Храбрые товарищи! – писал он. – 12 сентября прошлого 1854 года сильная неприятельская армия подступила под Севастополь. Невзирая ни на численное свое превосходство, ни на то, что город этот был лишен искусственных преград, она не отважилась атаковать его открытой силой, а предприняла правильную осаду.
С тех пор при всех огромных средствах, коими располагали наши враги, беспрестанно подвозившие на многочисленных судах своих подкрепления, артиллерию и снаряды, все усилия их преодолеть ваше мужество и постоянство в продолжение одиннадцати с половиной месяцев оставались тщетными. Событие – беспримерное в военных летописях: чтобы город, наскоро укрепленный в виду неприятеля, мог держаться столь долгое время против врага, коего осадные средства превосходили все принимавшиеся доныне в соображение расчеты в подобных случаях.
И при таких-то огромных средствах, после 9-месячного разрушительного действия артиллерией громадных размеров неприятель, неоднократно прибегавший к усиленному бомбардированию города, выпуская каждый раз против него по несколько сот тысяч снарядов, увидел безуспешность этой меры и решился наконец овладеть Севастополем с боя.
6 июня сего года он устремился на приступ с нескольких сторон, храбро ворвался в город, но был встречен вами с неустрашимостью и отбит на всех пунктах самым блистательным образом.
Неудача эта вынудила его обратиться по-прежнему к продолжению осадных работ, умножая свои батареи и усугубляя деятельность в ведении траншейных и минных работ.
Таким образом, со дня достославного отбития вами штурма 6 июня протекло еще более двух с половиной месяцев, в продолжение коих, одушевленные чувством долга и любви к престолу и отечеству, вы геройски оспаривали у неприятеля каждый аршин земли, заставляли его подвигаться вперед не иначе как шаг за шагом, платить потоками крови и неимоверной тратой снарядов за одну из саженей пройденного пространства. При такой упорной защите мужество ваше не только не ослабевало, но доходило до высшей степени самоотвержения.
При всем том если неустрашимость и терпение ваши беспредельны, то есть вещественные пределы возможности сопротивления. По мере приближения неприятельских подступов батареи их также сближались одна к другой, огненный круг, опоясывавший Севастополь, с каждым днем стеснялся более и более и все далее извергал в город смерть и разрушение, поражая храбрых защитников его.
Пользуясь таким превосходством огней на самом близком расстоянии, неприятель после усиленного действия артиллерии в продолжение 20 дней стоившего ежедневно нашему гарнизону потери от 500 до 1000 человек, 24 августа начал адское бомбардирование из огромного числа орудий небывалых калибров, следствием коего было ежедневно разрушение наших окопов, уже с большим трудом, с самыми чувствительными потерями возобновлявшихся по ночам под безостановочным огнем неприятеля. В особенности главнейший из сих верков, редут Корнилова на Малаховом кургане, составлявший ключ Севастополя, как пункт, господствующий над всем городом, претерпел значительные неисправимые повреждения.
В таких обстоятельствах продолжать оборону Южной стороны значило бы подвергать ежедневно бесполезному убийству войска наши, сохранение коих ныне более чем когда-либо нужно для Государя и России.
Поэтому с прискорбием в душе, но вместе с тем с полным убеждением, что исполняю священный долг, я решился очистить Севастополь и перевести войска на Северную сторону, частью по устроенному заранее мосту через бухту, частью на судах.
Между тем 27 августа в 10.30 утра неприятель, видя перед собой полуразрушенные верки, а редут Корнилова с засыпанными рвами, предпринял отчаянный приступ одновременно на бастионы: 2-й, Корнилов и 3-й, около трех часов спустя – на 5-й бастион и редуты Белкина и Шварца.
Из этих 6 атак пять отбиты со славой: некоторые из атакуемых пунктов, как то 2-й бастион, на который неприятель уже взвез было орудия по накинутым мостам, переходили по нескольку раз из рук в руки и окончательно остались за нами; но редут Корнилова, более прочих укреплений разрушенный бомбардированием, был занят французами, направившими на него до 30 тысяч человек, и после огромных потерь, нами понесенных с начала боя, не мог быть исторгнут из их рук, ибо для этого нам надлежало бы взбираться по крутой покатости кургана, между развалинами разбросанных в беспорядке строений, а потом проходить по узкой плотине, через неповрежденный глубокий ров заднего фаса, занятого французами.
Таковое предприятие могло бы не привести нас к желаемому успеху и неминуемо стоило бы несметных потерь.
Сие было тем менее нужно, что, по вышеизложенным причинам, я решился во всяком случае оставить город. Затем, так как успех неприятеля ограничивался исключительно занятием редута Корнилова, я приказал, не предпринимая нападения на этот редут, оставаться перед ним для воспротивления неприятелю продолжать оттуда наступление в город, что и было исполнено в точности, несмотря на все усилия французов двинуться вперед из-за горжи редута.
С наступлением темноты я приказал войскам отступить по сделанной заранее диспозиции.
Опыты мужества, оказанные вами в сей день, поселили такое уважение к вам, храбрые товарищи, в самом неприятеле, что он, хотя должен был заметить ваше отступление по взрывам наших пороховых погребов, делаемых войсками нашими по мере оставления ими различных частей оборонительной линии, не только не преследовал их колоннами, но даже почти вовсе не действовал своей артиллерией по отступающим войскам, что мог бы сделать совершенно безнаказанно.
Храбрые товарищи! Грустно и тяжело оставить врагам нашим Севастополь, но вспомните, какую жертву мы принесли на алтарь отечества в 1812 году. Москва стоит Севастополя! Мы ее оставили после бессмертной битвы под Бородином. Трехсотсорокадевятидневная оборона Севастополя превосходит Бородино!
Но не Москва, а груда каменьев и пепла достались неприятелю в роковой 1812 год. Так точно и не Севастополь оставили мы нашим врагам, а одни пылающие развалины города, собственной нашей рукой зажженного, удержав за нами честь обороны, которую дети и внучата наши с гордостью передадут отдаленному потомству.
Севастополь приковывал нас к своим стенам. С падением его мы приобретаем подвижность, и начинается новая война, война полевая, свойственная духу русского солдата. Покажем Государю, покажем России, что дух этот все тот же, коим отличались предшественники наши в незабвенную Отечественную войну. Где бы неприятель ни показался, мы встретим его грудью и будем отстаивать родную землю, как мы защищали ее в 1812 году.
Храбрые воины сухопутных и морских сил! Именем Государя Императора благодарю вас за ваше беспримерное мужество, за вашу твердость и постоянство во время осады Севастополя.
Долгом почитаю принести в особенности мою благодарность доблестным вашим начальникам:
Гг. генерал-адъютанту графу Остен-Сакену, начальствовавшему гарнизоном в продолжение 9 месяцев; генерал-лейтенантам: Шепелеву, Хрулеву, Павлову, Семякину; вице-адмиралам: Новосильскому и Панфилову; генерал-майорам: Мартинау, Пихелыитейну, Лысенко 1-му; генерал-адъютанту князю Урусову, Шульцу, Хрущеву, Голеву, Сабашинскому, Шейдеману; свиты Его Величества: князю Васильчикову и Тотлебену; полковникам: Козлянинову 2-му, Геннериху, Гарднеру; капитанам 1 ранга: Зорину, Микрюкову, Перелешину 1-му, Перелешину 2-му; подполковнику Циммерману; капитан-лейтенантам: Ильинскому и Чебышеву, и всем гг. штаб– и обер-офицерам, участвовавшим в осаде.
