Каждый легко поймет, как затруднительно и опасно было это отступление в виду многочисленного врага. Совершенное в порядке, оно составило одну из блестящих страниц боевых подвигов наших войск, достойно закончивших славную оборону Севастополя, по своей продолжительности не имеющую равных себе в истории.
Движение через мост должно было начаться в половине седьмого часа вечера. Его открывали войска, ближайшие к мосту, стоявшие у Николаевских казарм, затем отходили более отдаленные от моста и, наконец, те, которые стояли на укреплениях оборонительной линии. При отступлении последних на батареях были оставлены охотники – человек по сто от каждого полка, которые поддерживали ружейный огонь с неприятелем и тем скрывали наше отступление. Охотники оставались на валах укреплений до тех пор, пока на смену их не явились саперы и команды матросов, назначенные для порчи орудий, станков и взрыва пороховых погребов.
Приготовления к отступлению начались еще с четырех часов пополудни. Все, что можно было отослать, торопились переправить на Северную, и прежде всего отправляли раненых и больных.
Для перевозки войск были назначены пароходы и другие суда. После контузии капитана 2 ранга Лихочева командир порта вице-адмирал Новосильский поручил заведование перевозочными средствами капитану 2 ранга Воеводскому. Последний отправился к начальнику эскадры адмиралу Юхарину с приказанием затопить суда на том месте, где они стояли, затем указал каждому пароходу, какие войска и откуда перевозить, назначил суда для перевозки артиллерии и пр. Независимо от этого главнокомандующий командировал вице-адмирала Панфилова на Корабельную сторону, поручив ему принять на себя распоряжения по перевозке оттуда войск на Северную. Содействие этих двух лиц оказало армии огромную услугу при оставлении Севастополя.
В шестом часу стали отводить назад полки, предназначенные для занятия баррикад, ближайших к мосту.
В числе этих полков был и Тобольский, двинутый по направлению к городу. Предводимые своим командиром, полковником Зеленым, солдаты были убеждены, что их ведут выбивать французов из Малахова кургана. Перед тем только что прибыло несколько молодых солдат на укомплектование полка.
– Облегчите, ребята, свои ранцы, – говорили тобольцы своим молодым товарищам, – и смотрите, держитесь нас, стариков. Боже избави, если который из вас попятится назад – мы должны или выбить французов из Малахова кургана, или не возвращаться назад живыми.
Известие о том, что мы отступаем, как варом обварило солдат: шутки и прибаутки были брошены, и в полку воцарилась глубокая тишина.
Все вообще войска с грустью и болезненным чувством приняли известие об оставлении города; многие из них, уходя с бастионов и батарей, плакали. Как сильно не хотелось отступать нашим солдатам, это видно из того, что когда под вечер распространился между ними ложный слух, будто мост лопнул на самой середине, то это известие как бы обрадовало их.
– Ну, лопнул, так лопнул! – сказали многие голоса. – Черт с ним.
Последуем, однако же, за тобольцами.
Расположившись за баррикадами, полк получил приказание далее этого места не пропустить неприятеля или умереть на баррикадах. Тобольцы простояли всю ночь под ружьем и последними вышли из Севастополя.
Под прикрытием их начиная с семи часов вечера стали стягиваться войска, расположенные на Городской стороне, к Николаевской батарее, а оттуда на мост, расположенные же на Корабельной разделены были на две части: одна садилась на пароходы, на баржи, буксируемые теми же пароходами, и на малые гребные суда; другая переправлялась по мосту, через Южную бухту на Городскую сторону, к Николаевским казармам и оттуда на мост, через главный рейд, на Северную. Пароходы и суда различного вида и величины так и сновали на бухте.
Начало смеркаться, батареи изредка постреливали, и в разных местах слышалась ружейная перестрелка. Солдаты, прижавшись к валам укреплений, шепотом разговаривали между собой. Тишина эта после столь горячего, кровавого дела наводила тоску и мрачность на все окружающее. Оно было действительно непривлекательно. Почти вся внутренность укреплений была перевернута вверх дном: траверсы разрушены, по всему пространству разбросаны снаряды, туры, камни и осколки, развороченные насыпи во многих местах не закрывали головы, стоявшие за ними орудия были подбиты, станки порублены и поломаны. На платформах и между траверсами лежали кучи тел, наших и неприятельских. Посреди них пробирались солдаты к уцелевшим орудиям и приводили их также в негодность: рубили станки, заклепывали орудия, уничтожали принадлежность и устраивали проводники для взрыва пороховых погребов, которые вскоре должны были взлететь на воздух.
Темная мрачная ночь с сильным порывистым ветром покрыла в этот день, как нарочно, развалины Севастополя. Войска, как тени, стекались со всех сторон к одному пункту – к Николаевской батарее. Соблюдая строжайшую очередь, полк за полком отходили с оборонительной линии, оставляя на ней одних охотников. Люди, в изорванной одежде, в крови, в грязи и закоптелые в дыму, брели понурив голову.
«Одни едва бредут, – пишет участник, – чуть не падая под тяжестью оружия – до того измучены они; другие несут десятки мертвых; третьи тащат изможденных страдальцев, облитых кровью, с оторванными членами; иные везут на руках тяжелые пушки; на узком мосту режут постромки у запряженных под орудие лошадей и молча, пасмурно, перекрестясь сталкивают орудие в море, будто хоронят любимого товарища. Все пасмурны, всех гнетет свинцовое горе, и если из чьих уст вырвется слово-другое, это слово проклятия, командный крик начальника или страдальческий вопль умирающего!..»
В девятом часу вечера около моста собралась огромная куча войск, все проталкивались вперед, все хотели подвинуться ближе к мосту. Странное дело: как неохотно оставляли солдаты бастионы и батареи, так, наоборот, дойдя до моста, все торопились переправиться через него. С батарей надо было тащить силой их, тогда как у моста трудно было удержать. Из Николаевской казармы беспрестанно выносили на пристань оставшиеся тюки бумаг, госпитальные вещи и койки, на которых лежали закутанными страдальцы. Вся площадь у Графской пристани была уставлена войсками. Сильный ветер развел волнение в бухте, и протянутый через нее мост сильно колыхался. Нагруженный сплошь людьми, орудиями, повозками и по временам заливаемый волнами, он, казалось, погружался в воду.
Около полуночи на Малом бульваре взвились сначала две ракеты вместе, а потом две ракеты одна за другой. По этому сигналу охотники, оставленные на батареях оборонительной линии, и войска, поставленные за баррикадами, стали отходить к мосту. Покидая укрепления, саперы и матросы оставляли в каждом из пороховых погребов зажженные фитили различной длины, чтобы взрывы следовали не вдруг, а один за другим и по возможности с длинными промежутками. В иных местах насыпали от погреба дорожку пороха по земле и, отойдя на значительное расстояние, поджигали его. Огненные змейки эти забегали из конца в конец по всем окраинам Севастополя и стали взлетать по направлению к укреплениям багровые столбы пламени и дыма. Один за другим летели на воздух пороховые погреба с запасами пороха и снарядов. Последние, подброшенные кверху, лопались в воздухе и огненными звездами падали на землю. Угрюмая тишина ночи нарушалась страшными взрывами, от которых стонала земля и рушились полуразбитые стены домов некогда веселого и оживленного города.
