Днем штурма был избран полдень 27 августа, и решено начать его без всякого сигнала, а для того чтобы он начался одновременно, приказано частным начальникам сверить свои часы с часами главнокомандующих.
Для подготовления верного успеха штурму совет определил открыть с 24 августа самое усиленное бомбардирование, и притом так, чтобы после нескольких часов самого частого огня вдруг прекращать выстрелы. Это прекращение стрельбы, наводя обороняющегося на мысль о намерении союзников штурмовать укрепление, заставит их придвинуть резервы; тогда осаждающий снова открывает огонь и тем наносит значительные потери. Подобным бомбардированием – то усиливая огонь, то прекращая его – союзники справедливо надеялись утомить гарнизон и поставить его в недоумение относительно действительного времени, избранного ими для штурма.
Сообразно с постановлением военного совета атакующий открыл в 5 часов утра 24 августа шестое усиленное бомбардирование Севастополя, поражая в особенности Малахов курган, 2-й и 4-й бастионы. Против Малахова кургана направлено было 110 больших орудий. Эта невероятная канонада, потрясая и сокрушая наши укрепления, осыпала защитников их градом бомб, гранатной картечи и пуль. Адский огонь этот продолжался в течение двух часов. Союзники стреляли то залпами, то беглым непрерывным огнем, они то прекращали огонь, то открывали его против Городской стороны и затем, спустя некоторое время, прекращали огонь здесь и переносили его опять на Корабельную сторону. Направляя свои выстрелы в мерлоны и амбразуры, они одновременно срывали укрепления и поражали их защитников. К концу дня насыпь Малахова кургана была срыта до половины, ров засыпан, почти все амбразуры разрушены, много орудий подбито.
Положение 2-го бастиона было еще того хуже. Наибольшей опасности подвергались пороховой и бомбовый погреба. На сохранение их от взрыва обращалось особенное внимание, и потому здесь гибло более всего людей, трудившихся над засыпанием углублений, производимых беспрестанно падавшими бомбами.
Осыпаемый тучей ружейных пуль и гранатной картечи, бастион представлял бойню в полном значении слова. Здесь в течение двенадцати часов из 600 человек гарнизона выбыло 200 убитыми и ранеными. Неприятельские снаряды ложились за бастионом так густо, что отправить раненых на перевязочный пункт не было возможности, их по необходимости оставляли до наступления ночи.
Прекращение сообщения бастиона с городом лишало возможности производить в нем даже самые необходимые исправления. В течение нескольких дней не было возможности доставить на бастион ни куска леса, ни одного тура, ни одной фашины, без леса невозможна была починка платформ, без туров и фашин – исправление амбразур.
Выпустив в первый день бомбардирования около 40 тысяч выстрелов, неприятель произвел значительное разрушение в укреплениях и вывел из строя две тысячи человек убитыми и ранеными. Выстрелы его разрушали городские здания, производили пожары, обстреливали Южную бухту и главный рейд и достигали до Северной стороны. Корабли, стоявшие на рейде, подвергались неприятельским выстрелам, и один из них, транспорт «Березань», нагруженный спиртом, был зажжен упавшей неприятельской бомбой и горел в течение всей ночи, ярко освещая бухту и город.
Горевший транспорт угрожал поджечь мост, перекинутый через Севастопольский рейд, и тем прервать сообщение осажденного города с Северной стороной. Только при необыкновенной деятельности и усилиях флотских команд опасность эта была отвращена и, уничтожив судно, пожар не распространился на мост и на соседние суда. Пользуясь временным светом горящего транспорта, союзники так и сыпали выстрелы на Малахов курган и 2-й бастион, где почти половина всех рабочих была перебита или переранена.
Несмотря на то, в течение ночи главные повреждения были исправлены и утром 25 августа эти два укрепления в состоянии были открыть огонь, хотя и ненадолго. Засыпанные снарядами с французских батарей, действовавших залпами, они скоро принуждены были смолкнуть и представляли собой только подобие некогда бывших укреплений. Передняя часть Малахова кургана была почти срыта, и ров совершенно засыпан. Туры, поддерживающие стороны амбразур, поминутно загорались, и пламя угрожало достигнуть большого порохового погреба. Тушение пожара представляло немалые затруднения, потому что, как только неприятель заметил дым, он направил на него жестокий огонь, но геройское усилие саперов и рабочих Замосцского полка спасли бастион от взрыва. Распоряжавшийся тушением пожара прапорщик Томского полка Насакин был ранен, и при нем убито было до 30 человек.
2-й бастион представлял развалины; единственные на нем два офицерских блиндажа были полуразбиты и близки к падению. «Пожар следовал за пожаром; погреба, служившие постоянной целью для неприятельских батарей, также ежеминутно угрожали взрывом».
Подвинувшись к Малахову кургану не далее 12 саженей и заняв свои траншеи стрелками, неприятель поражал штуцерным огнем всех, кто только показывался в амбразурах. Менее чем в несколько часов прислуга при орудиях бывала вся перебита, и в течение дня приходилось посылать к орудиям несколько смен людей, шедших на верную смерть. Огонь осадных батарей, то усиливаемый, то вдруг прекращаемый, держал гарнизон в постоянном ожидании штурма и принуждал обороняющегося придвигать свои резервы, с появлением которых неприятельские батареи открывали самую усиленную стрельбу и тем наносили жестокое опустошение в наших рядах.
В этом отношении неприятель не пренебрегал никакими средствами, чтобы только нанести наибольший вред стоявшим на укреплениях и часто беспокоил нас ложными тревогами. Так, однажды, часов в одиннадцать ночи, из английских траншей вдруг взвилось несколько сигнальных ракет, а вслед за тем послышался крик: «Ура! Вперед! Вперед!» – и открылась самая частая стрельба по 3-му бастиону. Полагая, что неприятель произвел внезапное ночное нападение, с бастиона сейчас же отозвали цепь. Англичане, заметив это, стали еще больше кричать, причем сами из траншей не вылезали. В темноте ночи нельзя было ничего разобрать, и потому, принимая меры к встрече незваных гостей, на бастионе расставили людей по банкетам и приблизили резервы. Англичане только того и ждали и открыли по бастиону самый убийственный огонь со своих батарей.
В таких случаях французы обыкновенно вторили своим союзникам, и над Корабельной летали тучи снарядов. Ракеты, бочонки с порохом, кучи гранат, пущенные за один раз, так и сыпались на бастионы.
Не было никакой возможности сосчитать число бомб, взрывавших землю даже на одном Малаховом кургане. Они падали целыми десятками вдруг, некоторые разрывались на земле, разбрасывая и коверкая все, что попадалось им на пути; другие врезывались в землю и столбами подымали ее кверху; иные разрушали укрепления, разбрасывали одежду батарей, мешки, людей, камни; иные разрывались на воздухе, засыпая всю окрестность своими осколками.
Все блиндажи были переполнены ранеными, многие из них лежали под открытым небом в ожидании ослабления огня или наступления ночи. Дороги с Кургана и 2-го бастиона были непроходимы от неприятельских снарядов и настолько опасны, что в течение трех дней нельзя было доставить на бастионы не только орудий и материалов, но даже ни одного ведра воды. При стоявшей в то время сильной жаре недостаток воды еще более усиливал страдания раненых. И в такое-то адское время на Малахов курган явилось несколько женщин, пришедших навестить и облегчить страдания своих раненых мужей, многие из них заплатили жизнью за смелую попытку добраться до кургана, но некоторые добрались благополучно и притащили с собой даже и детей.
