Он взглянул на Пилото. Серые глаза безмолвно подтвердили ход его рассуждений: вся эта авантюра начинала становиться абсурдной. Все данные верны, все проверено и доказано, не хватает лишь малости – корабля. Никто не сомневается, что он где-то здесь. Может, даже с этой веранды ресторана они видят то место, где шебека и бригантина сошлись в бою. Может, они уже несколько раз прошли над их останками, на которых наросли метры ила и песка.
Может, все это не более чем последовательная цепь ошибок и заблуждений; и главное из них состоит в том, что век поиска сокровищ не выдерживает рациональности века зрелого и умудренного.
– Осталось обследовать всего полторы мили, – тихо сказал Кой.
Он еще не договорил, как почувствовал себя смешным. Он – и ободряет ее. Вот уж не поверил бы.
Хотя на самом деле он просто оттягивал конец. Он всеми силами хотел оттянуть его, потому что знал: потом его, одинокого и покинутого, понесет по волнам на гробе Квикега. На шлюпке «Деи Глории».
– Да, конечно, – ответила она бесцветным голосом.
Облокотившись на стол, положив подбородок на переплетенные пальцы, она смотрела на бухту, Темно-серая туча уже была над «Карпантой», закрыла небо над ее голой мачтой. Вдруг ветер стих, море у причала успокоилось, флаг и снасти замерли в неподвижности. Кой тоже смотрел на бухту, он видел, как за дальними скалами закипели белые буруны; как растекалось темное пятно, словно масло, по яркой синеве воды. Солнце еще освещало веранду ресторана, когда по бухте промчался первый шквал, вспенивая воду, и на «Карпанте» вдруг затрепыхался флаг, бешено заколотились о мачты снасти, а сам парусник накренился, навалившись на кранцы причала. Второй шквал был посильнее: узлов тридцать пять, не меньше, прикинул Кой. Белые буруны покрывали всю бухту, завывал ветер, а когда он натыкался на печные трубы и крыши, вой его забирал октавой выше. Все вокруг вдруг стало серым, мрачным, почти пугающим, и Кой порадовался, что он сидит в ресторане, ест жареных анчоусов, а не болтается в открытом море.
– Сколько это продлится? – спросила Танжер.
– Недолго, – ответил Кой. – Час, быть может, немного дольше. К вечеру все кончится. Это обычная летняя буря.
– Все из-за жары, – добавил Пилото.
Кой, улыбаясь в душе, взглянул на друга. Даже он чувствует себя обязанным утешать ее. В конце концов, именно в этом причина, что мы так далеко зашли, хотя Пилото не из тех, кто формулирует для себя такие вещи. Во всяком случае, мне так кажется.
В этот миг глаза старшего моряка смотрели на Коя, спокойно, как всегда невозмутимо, и Кой поправился: может быть, и формулирует.
– Завтра надо будет пройти на полмили дальше, – объявила Танжер. – До сорока семи минут западной долготы.
Кою уже не нужна была карта № 464, она отпечаталась у него в мозгу – столько времени он, до мельчайших подробностей, изучал район поисков.
– Зато, – сказал он, – в этом районе глубины уменьшаются до восемнадцати – двадцати четырех метров. Это сильно облегчает дело.
– Какое там дно?
– Песок, отдельные камни… Верно, Пилото? Есть и водоросли.
Пилото кивнул. Он вытащил из кармана пачку сигарет. Поскольку Танжер смотрела на него, он снова кивнул.
– Ближе к мысу Негрете водорослей гораздо больше, – сказал он. – Но здесь дно чистое, песок и камни, Кой прав. И гравий – там, где зеленые лангусты.
В этот миг Танжер собиралась отпить глоток вина, но замерла со стаканом у самых губ.
– Что значит – зеленые лангусты?
Пилото возился со своей зажигалкой, потом прикурил и сделал какой-то неопределенный жест.
– Да то и значит. – Он выпустил дым между пальцев. – Лангусты зеленого цвета. Они водятся только в этом месте. Или водились. Сейчас там уже никто не ловит лангустов.
Танжер поставила стакан, причем сделала это так осторожно, будто боялась опрокинуть его. Она с огромном вниманием смотрела на Пилото, который с особой тщательностью закрывал зажигалку.
– Ты там был?
– Конечно. Правда, давно. Хорошее было место, когда я был молод.
Кой вспомнил, как Пилото рассказывал ему про лангустов с зеленым панцирем, хотя обычно панцирь у лангустов темно-красный или коричневый в белую крапинку. Но все это было лет двадцать – тридцать назад, когда море кишело всякой живностью: лангустами, раками, ракушками, огромными тунцами и мерлузой.
– Очень вкусные были лангусты, – продолжал Пилото, – но покупателей отпугивал цвет.
Танжер ловила каждое его слово.
– Почему? Какого все-таки цвета были их панцири?
– Как зеленый мох, ничего похожего на тот красный или бирюзовый панцирь, который обычно бывает у свежих лангустов, или на темно-зеленый панцирь американских и африканских лангустов. – Пилото слегка улыбнулся сквозь клубы дыма. – В общем, на вид они были неаппетитные… И рыбаки либо ели их сами, либо продавали вареные шейки.
– Ты помнишь это место?
– Конечно, помню. – Ее настойчивый интерес начал приводить Пилото в замешательство; сигарета давала ему возможность делать все более и более длинные паузы и посматривать на Коя. – Мыс Агуа по траверзу и вершина Хунко-Гранде около десяти градусов на норд.
– Глубина?
– Небольшая. Двадцать с чем-то метров. Обычно лангусты водятся глубже, но там всегда хоть несколько штук да было.
– Вы там ныряли?
Пилото снова взглянул на Коя. Скажи, где надо остановиться, глазами спросил Пилото. Руки Коя лежали на столе, и он чуть приподнял ладони. Сурдоперевод: не имею ни малейшего понятия.
– Тогда еще не было столько легких водолазных команд, как сейчас, – ответил все-таки Пилото. – Рыбаки забрасывали двойные сети или тралы, и если теряли их, то снасти оставались на дне.
– На дне, – эхом повторила она.
И надолго замолчала. Потом потянулась к стакану с вином, но не стала его брать – слишком сильно дрожали руки.
– Что происходит? – спросил Кой.
Он не понимал, почему она так себя ведет, почему у нее дрожат руки, почему она вдруг так заинтересовалась лангустами. В этом ресторане подавали лангустов, но они же оба видели, что взгляд ее не задержался на этой строчке меню.
Она смеялась. Как-то необычно, тихо. Смеялась сквозь зубы, с непонятным сарказмом, и кивала головой, будто ее развеселил анекдот, который она же сама и рассказала. Она поднесла руки к вискам, словно у нее вдруг заболела голова, и смотрела на бухту, где вода уже казалось темно-серой, а светлыми были лишь буруны коротких волн, вздымаемых налетавшими один за другим шквалами ветра. В сумеречном свете пасмурного неба ее глаза иссиня-темного металла смотрели удивленно. Или, пожалуй, потрясение.
– Лангусты… – шептала она. – Зеленые лангусты.
Ее трясло от смеха, но смех этот был похож на рыдание. Она опять потянулась к стакану, но на этот раз опрокинула его. Кой встревожился: надеюсь, она не сходит с ума. Надеюсь, она не свихнулась на этом деле. Вместо «Деи Глории» – да в сумасшедший дом.
