«Ну и дураки, — подумал про себя маленький бесёнок. — Прав был мой дедушка, говоря, что каждый уважающий себя жулик должен знать законы химии! Мука-то во рту всегда даёт сладость, а соль её только усиливает!» Он скособочил жалостливую рожицу — дескать, и за что страдаю?
— Выходит, это я вру? — Нервничал Аспид, заплетая хоботы в косичку.
Но Анчутка не ответил, торжественной походкой он удалился в покои Ния. Злоденец давно уже искал повод опорочить министра иностранных дел в глазах Самого Справедливого с тем, чтобы занять его место.
Карьерный рост Аспида был под вопросом. Разумеется, накопившуюся злость он решил сорвать именно на маленьком бесёнке.
— Сегодня же я отдам графинчик с твоей поганой душонкой господину Нию! — Орал он на беднягу, который от страха то белел, то синел. — Ты потеряешь покой, вместо солнца ты будешь видеть паука, вместо воды пить горячую смолу. И никогда! Никогда не станешь носить бубенчик на своём хвостище! — Только не это! — Жалобно пискнул бесёнок.
— Именно это! Никогда колокольчик не будет на твоём хвосте! Ты всю жизнь будешь моморыжкой и тупелькой! — Злорадно захлопал крыльями взбешённый Аспид. — А пока отправляйся в холодильник! Будешь десять дней стоять коленками на бабушкиных бусах!
Чтобы вы поняли, какое ужасное наказание Аспид придумал для бесёнка, надо дать небольшие объяснения. Носить бубенчики на хвосте вошло в бесячью моду совсем недавно. Бубенчик на хвосте свидетельствовал, что его обладатель стал вполне самостоятельным, независимым бесом, имеет тонкий современный вкус. Кто не сумел своровать бубенчик (а его можно было своровать только в магазине музыкальных инструментов или выменять на чёрном рынке за куриную косточку), считался «моморыжкой», «тупелькой», и говорить с ним было просто не о чем. Ну, в общем, ерунда какая-то, хотя запрет на бубенчик для бесёнка был пострашнее стояния на бабушкиных бусах.
Так вот, насчёт бус. По сложившейся традиции, на первый проклюнувшийся рожок каждая бабушка-чертиха дарила своему внуку бусы из зубов матёрого кабана — не какого-нибудь там молочного поросёнка, а настоящего зверя, который мог бы этими зубами загрызть нехилого хищника. «Колье стоматолога» (именно так окрестили чертенята эти бусы) начинающий злоденец не снимал с шеи. За любую провинность его ставили в самый холодный угол коленями на эти острейшие кабаньи зубы. Представляете, как все чертенята-внуки ненавидели своих бабушек?
Аспид сорвал с шеи маленького бесёнка гремящую нитку кабаньих зубов («Хоть бы не такие огромные выбирала, ведьма!», — очень недоброжелательно подумал бесёнок о своей бабушке) и швырнул орущего наглеца в холодильник — комнату, расположенную рядом с коридором, где хранилась знаменитая коллекция Ния.
Колотун здесь стоял жуткий. Можно было бы согреться, прыгая и приседая, но любые движения строго запрещались. Провинившемуся предписывалось не шелохнувшись стоять в углу и превращаться в ледяной столб. У маленького бесёнка в тощих коленках, под которыми злобно хрустели кабаньи зубы, мучительно чесалось и ныло. Сотрясаясь мелкой дрожью, как скелет на верёвочке, он проклинал Аспида и того кабана, чьи зубы пошли на живодёрское «колье». Однако он ни о чём не жалел, и если бы представилась возможность всё повторить, он насыпал бы соли на бутерброд Аспиду ещё больше. Вдруг где-то рядом рассыпалось железное лязганье и загрохотали длинные шаги. Не иначе это был сам господин Ний! Увидеть его считалось большим счастьем, поэтому маленький бесёнок, ойкая от боли, приподнялся и слегка приоткрыл дверь, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на самого отвратительного злодея.
Ний вошёл в свой любимый коридор и открыл несколько ящичков, в которых тускло отливали разноцветными гранями графинчики.
— Чертовски приятно быть обладателем всей этой мерзости! — Прорычал Ний. — Какие здесь собраны душонки! Страшные, грубые, липкие, грязные, жёстко тупые, всегда безобразные, мерзко ревущие, мелко-нечестные, скользкие, стыдные, низкие, тесные. Тесные? Эх, опять забыл… Такой стих, такой стих! — Разозлившись, что он не может вспомнить стихотворение, Ний свирепо затопал пудовыми ногами: — Все, все без исключения заслуживают самого зверского наказания и — придёт время — я покараю их по справедливости! Вот в чём гвоздь вопроса! Виноват — будь наказан! Не виноват, но можешь провиниться, — будь наказан, чтобы неповадно было! Вот в чём гвоздь вопроса! Всех нужно наказывать! И тогда лучшим поощрением станет ненаказание! Никто никогда не упрекнёт меня в жестокости, потому что я поступаю по справедливости! Даже самая большая мерзость становится благородной, когда делаешь её во имя справедливости! Я возьмусь за людей, за этих слабаков! Я нашлю на них катастрофы, войны, эпидемии! Я покажу им, что такое настоящая справедливость!
— Господин Ний! Самый справедливый! Господин Ний! — В коридор влетела худая, состоящая из соломенного тельца и соломенных ручек и ножек Кикимора. Сегодня с неё сыпался пух, словно с тополя в период цветения.
— Чего тебе? — Недовольно отозвался Ний, он не любил, когда его одиночество нарушали. — Что это ты такая пушистая?
— Тьфу-тьфу, — отплёвывалась и отряхивалась Кикимора. — Это я кур у лесавок общипала. Они, эти лесавки, эти мелкие лесные твари допустили в свой лес противного мальчишку с лебедихой! Ещё и гордятся! Тим и лебедь Обида направляются к Зничу! Они хотят нас объегорить. Подкузьмить: извести клеймо! Спасти Даниила!
Несколько секунд Ний оторопело слушал, а потом взревел низким дребезжащим голосом: — Этому не бывать! Аспида ко мне на совет!
Крылатый змей, который подглядывал за Нием, тут же вполз в коридор и скромно сложил свои уродливые крылья, выражая готовность подчиниться любому приказанию.
— Ну!? Что станем делать с мальчишкой, бесовское отродье? — Мантия Ния оглушительно гремела железом, с неподвижного лица стекал раскалённый дождь.
— О величественнейший из мерзейших, о изнанка белого дня, воплощение мрака… — гундосил Аспид в два хобота, извиваясь из кольца в кольцо и тем самым выражая подобострастие. — О, повелитель ужаса… Ваши предыдущие советчики недооценили Лиходеича. Но ещё больше они недооценили самого мальчишку. Он хитёр и очень опасен. Он не только добрёл до Видении, но и сильно по ней продвинулся. Окажись он дурачком, он погиб бы, сделав первый шаг по той земле… Обезвредить мальчишку нам может помочь только такой же мальчишка… — Аспид выдержал многозначительную паузу и, понизив голос, хрюкнул прямо в ухо Ния: — …то есть его братец.
Ний молчал, но, судя по тому, как по его раскалённому лицу ещё обильнее потекли красные капли расплавленного железа, идея ему пришлась по вкусу.
— Необходимо мальчишку, который находится у нас, поставить во главе той бригады, которая пойдёт обезвреживать Тима, — продолжал Аспид, размахивая хоботами. — Только ум одного мальчишки может победить ум другого, нам с человеческим умом будет трудно справиться.
— Но как это сделать? Говори, иначе убью!
— Очень просто, мой господин. Надо ввести сознание мальчика Дани в изменённое состояние. У меня есть отличный кандидат для подобных трансформаций. Отъявленный проходимец, доложу я вам! — Кончиком хвоста Аспид нащупал притаившегося за дверью маленького бесёнка и рывком поднёс несчастного к глазам Ния. С упоением раскачивая его, Аспид продолжал гнусавить: — Его сознание мы вольём в сознание Даниила. Вживим его вредность, коварность, лживость, злобу, мстительность! Привьём мальчишке все его гадостные наклонности. Если бы Дан не был погружён в пучину забытья, нам бы пришлось повозиться с ним. Но сейчас операция пройдёт без осложнений. И ещё… — Аспид со значением понизил голос и расправил огромные крылья, — я предлагаю всех свободных от каверз злоденцев собрать в одном месте и заставить их воображать картину поражения Тима и, соответственно, нашу победу. Воображаемые картиночки, картинулечки, картенята непременно осуществятся в будущем. Чем ярче и подробнее наши злоденцы будут воображать посрамление наших врагов…
