Фон был выдержан в нейтральных сероватых тонах. Поверх него весь холст заполняли сотни пузырей, похожих на мыльные. Внизу слева они были маленькими и постепенно увеличивались в размере в сторону правого верхнего угла.
– Это хорошо, – сказал он. – А что у нас на обед?
Этой дежурной шуткой Кейд поддразнивал жену, напоминая о том, что она называла «фазой домохозяйки».
– Там на столе пицца.
Он засмеялся.
От его смеха у Джессики по спине побежали мурашки. Они чуть не потеряли все это. Чуть не отказались. И это делало сегодняшний день еще более ценным.
А может быть, именно потери ведут к счастью, если есть смелость и готовность усвоить урок. Может быть, потери обостряют ощущение ценности того, что имеешь сегодня.
Пройдя в зону кухни, Кейд разглядывал еду.
– Кейд?
– М-м-м?
Джессика положила руку на живот.
– Ой.
В одно мгновение он оказался рядом, с тревогой глядя ей в лицо.
– Началось, – пробормотала она. – О боже, началось.
Но даже этот момент, когда боль, волной пробежав по телу, полностью завладела им, был полон света и радости. Джессика посмотрела на мужа и поняла, что бы ни случилось дальше, они вместе, а значит, все будет хорошо.
Кейд проснулся. Шея затекла и болела. Он заснул, сидя на стуле. В первый момент он не мог понять, где он, но потом, услышав слабый звук, похожий на мяуканье котенка, все вспомнил.
Когда глаза привыкли к темноте, Кейд увидел жену и дочку. Ребенок лежал у Джессики на груди.
Он задумался о прошедших месяцах, когда они снова стали жить вместе, как супружеская пара. Когда им был подарен второй шанс. Когда казалось, что он наконец познал всю силу и глубину любви.
Теперь, глядя на своего ребенка, он понимал, что может лишь посмеяться над собой. Он только слегка приподнял завесу над тем, что называется любовью.
Ребенок снова издал мяукающий звук.
Джессика пошевелилась, но не проснулась.
Джессика. Откуда в этой маленькой и такой хрупкой женщине столько храбрости? Мужчины привыкли считать себя смелыми. Правда, ровно до тех пор, пока не увидят, как рождается ребенок. Потом остается лишь признать, как ничтожна их сила, как смешны их представления о храбрости.
Храбрость определенно не означает способность поймать вора!
Кейд встал. Джессике нужен отдых. Она сделала свое дело. Тринадцать часов немыслимой боли, которую он даже не смог бы себе представить.
Как бы он хотел избавить ее от этой боли, поменяться с ней местами.
Но это один из тех уроков, которые преподал ему второй шанс. Кейд не мог избавить ее от боли, справиться со всеми проблемами, а по правде сказать, даже с большей их частью.
Ему пришлось смириться с этим. Смириться со своей беспомощностью и не пытаться убежать от нее. Он должен был вместе с ней пройти через ее боль. Иногда, для того чтобы принять собственное бессилие, нужно столько мужества, сколько никогда не требовалось раньше.
Ребенок снова пискнул и пошевелился.
Кейд коснулся крошечной спины своей дочки. Пальцы ощутили тепло. В этом маленьком комочке он почувствовал поразительную волю к жизни.
Он стал первым, кто взял ее на руки. Медсестра показала ему, как это сделать. Он посмотрел в крохотное сморщенное личико с насупленным носиком и плотно закрытыми от возмущения этим насилием глазками и почувствовал это.
Любовь.
Поэтому теперь, собрав все свое мужество, поднял ребенка с груди спящей жены.
Положив ее на ладонь одной руки, второй он поддерживал головку, как показывала медсестра.
Дестини (Судьба).
Они решили назвать ее Дестини.
Ребенок открыл глаза молочно-серого цвета, который, по словам медсестры, должен был поменяться. Неизвестно, каким он будет, зеленым, как у Джессики, голубым, как у него, или каким-то восхитительно смешанным.
Еще сестра сказала, что ребенок, скорее всего, мало что видит.
И все же, когда Кейд взял ее на руки, показалось, что глазки девочки раскрылись шире, и она узнала его.
– Да, милая, это я. Твой папочка.
Папочка. Слово прозвучало на удивление нежно, ребенок пошевелился у него в руках. Кейд прижал ее ближе к груди и, снова опустившись на стул, стал неловко поглаживать малышку по спинке.
Он чувствовал, какая она крохотная и беспомощная. Она полностью зависела от него.
На миг его охватил страх. Мир показался таким ненадежным. В нем постоянно менялась погода, вспыхивали войны, случались пожары и наводнения.
Люди тоже ненадежны. Замыкаются в своей боли, стараясь скрыть душевные раны.
В жизни столько всего, что они не в силах изменить, и все же эта маленькая девочка будет считать его всесильным. Ведь он ее папочка.
Он должен будет объяснить ей: да, мир хрупок, и его легко разрушить. Люди тоже хрупки, и их легко сломать.
Но есть одна вещь, которая надежна, которую нелегко разрушить.
И это любовь.
Словно прочная нить, она связывает все остальное. Придает сил, когда те на исходе. Дает надежду, когда все твердят, что надеяться не приходится. Она лечит раны и заставляет людей, преодолев боль, снова вернуться к жизни.
– Добро пожаловать в эту безумную, непредсказуемую, удивительную и прекрасную жизнь, – прошептал Кейд маленькой дочке. – Добро пожаловать.
Он закрыл глаза, а когда открыл, ему на плечо легла рука Джессики. Она проснулась и теперь смотрела на них.
– Я должен кое в чем тебе признаться, – сказал Кейд.
– В чем?
– Я не сдержал одно из тех обещаний, что давал тебе в клятве.
– Не может быть, – шепнула она.
– Ты больше не единственная моя любовь. Теперь у меня вас двое.
Улыбка на лице Джессики, такая сияющая, что ей могло позавидовать солнце, сообщила ему, что оно того стоит. Вся боль, которую им пришлось пережить, оказалась не напрасной.
Потому что привела их сюда.
К этому моменту.
Мимо которого они едва не прошли.
Если бы не любовь.
