Для управления огнем на пушке 61-К устанавливался прицел АЗП-37-1, который автоматически вырабатывал вертикальные и боковые упреждения и позволял наводить пушку непосредственно на цель. При совмещении наводчиками перекрестий визира прицела с самолетом ствол оказывался направленным в так называемую точку упреждения, в которой цель и выпущенный снаряд должны были встретиться. В качестве боеприпасов использовались оско-лочно-трассирующие снаряды весом 0,7 кг. 37-мм пушка могла вести огонь на высоту до 6500 метров, но в основном использовалась для стрельбы по низколетящим и пикирующим самолетам. В соответствии с предвоенными планами предполагалось поставить на вооружение 9132 пушки 61-К, однако на 1 января 1941 г. промышленность успела произвести лишь 544 единицы. Флотам из этого числа досталось и вовсе несколько десятков. Так что до начала войны 37-мм автоматы успели установить только на крупных кораблях.
Самыми мощными флотскими зенитками были 100-мм орудия Б-34, созданные накануне войны и стрелявшие 15-килограммовыми снарядами на высоту до 10 000 метров. При этом для управления огнем использовались новейшие приборы наведения и лучшая в СССР оптика. Однако установить эти орудия успели лишь на новых легких крейсерах.
В результате среди кораблей Балтийского флота наиболее сильное зенитное вооружение имели легкие крейсера. В частности, на «Кирове» стояли шесть 100-мм зенитных орудий Б-34, пять 37-мм зенитных автоматов 70-К и пять крупнокалиберных пулеметов ДШК. В то же время линейный корабль «Марат» имел 10 устаревших 76-мм орудий и шесть 37-мм автоматов. Лидеры «Минск» и «Ленинград» были защищены с воздуха куда хуже. Так, на последнем для стрельбы по самолетам имелись только две 76-мм пушки 34-К, два 45-мм орудия 21-К и четыре пулемета. На эскадренных миноносцах «проекта 7» стояли по пять зениток: две пушки 34-К и три 21-К, а также четыре пулемета. На ветеранах Балтики, доставшихся от царского флота, то есть эсминцах типа «Новик», с ПВО дело обстояло совсем худо – они располагали только двумя 37-мм автоматами и четырьмя пулеметами. Такой защитой трудно было отпугнуть даже самых неопытных пилотов бомбардировщиков. «Противосамолетное» вооружение остальных кораблей: канонерских лодок, сторожевиков, минных заградителей, тральщиков и т. п. – обычно состояло из одной или двух «сорокапяток» и пары пулеметов, чего было совершенно недостаточно.
Отдельную проблему представляла собой противовоздушная оборона многочисленных военно-морских баз (ВМБ). На Балтике таковых насчитывалось больше десятка: Кронштадт, Ханко,
[2]
Таллин, Палдиски, Рига, Вентспилс, Лиепая и еще несколько мелких. Количество сил и средств для их ПВО определялось в зависимости от размеров самой базы, ее географического положения, важности и количества обороняемых объектов. Главную базу Балт-флота, которая тогда была в гавани Таллина, прикрывали два зенитно-артиллерийских полка (ЗенАП), Кронштадт и Палдиски – по одному, а остальные защищали отдельные зенитно-артилле-рийские дивизионы (ОЗАД). Всего к июню 1941 г. в составе войск ПВО КБФ насчитывалось 93 зенитных батареи, имевших 370 орудий всех калибров и 327 пулеметов.
Взаимодействие истребительной авиации с зенитками, прикрывавшими военно-морские базы, проработано не было. Малоэффективная система ВНОС приводила к тому, что данные о приближении самолетов противника приходили с большим опозданием. С внедрением же в систему ПВО флота радиолокационных станций можно сказать, забегая несколько вперед, что вообще вышел настоящий казус.
В июле 1941 г. в 6 км от поселка Логи, расположенного рядом с восточным берегом Лужской губы, была установлена первая РЛС, действовавшая в интересах Балтийского флота. В то время о радиолокационной технике и ее возможностях знали немногие. Из-за высокой степени секретности обслуживающий персонал станции не мог рассказывать о ней даже тем, с кем были связаны по работе. Поэтому информация, получаемая от расчета РЛС, первоначально удивляла дежурных на командных пунктах и в штабах. Боевые донесения шли днем и ночью в любую погоду с интервалом в одну-две минуты. Сообщения, конечно, принимали, но не очень-то верили в них, так как они сильно отличались от привычных данных обычных постов ВНОС.
Вот характерный эпизод в изложении старшего оператора станции Г. И. Гельфенштейна: «В один из июльских дней, ведя наблюдение за воздушной обстановкой, я заметил в районе Пскова большую группу немецких самолетов, ориентировочно 15-25машин. Группа двигалась в нашем направлении. Оператор вызвал КП КБФ и начал передавать донесение». Однако в ответ послышались матерная ругань и обвинения в паникерстве, дескать, откуда можно узнать, что делается в районе Пскова.
Когда Гельфенштейн попытался втолковать непонятливым товарищам ситуацию, на другом конце провода попросту бросили трубку. Через некоторое время 22 истребителя-бомбардировщика Bf-110 чинно прошли над позицией РЛС, и вскоре со стороны Лужской губы послышались взрывы бомб. По воспоминаниям Гельфенштейна, самолеты проходили так низко, что один из них зацепил крылом за мачту корабля и плюхнулся в воду.
Далее Гельфенштейн рассказывал: «После налета на РЛСприехала группа старших командиров флота. Начальник станции „Редут“ лейтенант В. А. Гусев ознакомил их с работой техники. Теперь после предупреждения о налете авиации противника и ознакомления морских начальников с новой техникой отношение к донесениям операторов и лично к ним самим резко изменилось в лучшую сторону, с КБФ налаживалось взаимодействие».
Впрочем, и у самих локаторщиков 72-го отдельного батальона ВНОС, к которому относилась эта станция, не все обстояло благополучно. Система передачи информации была инерционной. Время ее прохождения складывалось из минут, необходимых на кодирование, передачу донесения по телефону или по радио, приема его и ручной записи, корректировки и выдачи оповещения по циркулярной радиосети. В лучшем случае с момента обнаружения самолета до получения данных о нем на командных пунктах истребительной авиации и зенитной артиллерии проходило около трех минут.
После этого еще четыре-пять минут требовалось для поднятия в воздух истребителей. В итоге за время, прошедшее с момента обнаружения цели, последняя могла пролететь 60–70 км и полученные данные сильно устаревали. Учитывая же, что истребители ВВС КБФ, как правило, не имели раций, навести их на бомбардировщик после взлета уже было невозможно. Кроме того, число целей также часто оказывалось ошибочным, причем иногда операторы преувеличивали его в десять раз! Все это значительно снижало эффективность работы первых русских радиолокационных станций.
Либава
Самой западной базой Балтийского флота к июню 1941 г. была Либавская военно-морская база под командованием капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, располагавшаяся в незамерзающем порту латышского города Лиепая.
До 1917 г., когда вся Прибалтика принадлежала Российской империи, и сам город также назывался Либава. Однако после краха империи латыши в ноябре 1918 г. объявили о своей независимости и быстренько переименовали город на свой манер. В начале лета 1940 г. организованные просоветскими силами массовые акции привели к тому, что 14–15 июня в странах Прибалтики были избраны законодательные органы власти по советскому образцу. Сначала 17 июня Народный сейм Латвии провозгласил в республике Советскую власть, 21 июля было объявлено о создании Латвийской ССР, которая затем 5 августа 1940 г. была включена в состав Советского Союза. Было ли все это оккупацией, как ныне утверждают в прибалтийских странах, или нет, это предмет отдельного разговора.
