Развитие событий в начале 1943 г. в перспективе не предвещало Финляндии ничего хорошего. Известие о прорыве блокады Ленинграда произвело эффект разорвавшейся бомбы. Тревожные сообщения, которые поступали в страну с других участков Восточного фронта, тоже создавали весьма нервозную обстановку. А уж новость о падении Сталинграда окончательно повергла финнов в растерянность. Было ясно, что ни о каком разгроме России уже речи быть не может. Но и порвать с Германией на этом этапе не было в интересах страны. Поэтому, когда 20 марта поступило очередное предложение от Соединенных Штатов о посредничестве для заключения сепаратного мира с СССР, был снова дан уклончивый и фактически отрицательный ответ. Столь же уклончиво финны отреагировали и на очередное предложение немцев провести наступление, на сей раз в Лапландии, где, согласно разведданным, численность советских войск сократилась до минимума. Таким образом, Финляндия продолжала искусно лавировать между США и Германией.
Однако после поражения стран «Оси» в Северной Африке и краха операции «Цитадель» финское руководство пришло к выводу, что пора начинать поиск путей выхода из войны. Понимали это и немцы. Особенно беспокойство Гитлера усилилось после капитуляции Италии и падения режима Муссолини. Потому осенью 1943 г. он инициировал германо-финские переговоры, в ходе которых обсуждались перспективы совместной обороны на Восточном фронте. В результате немцам удалось добиться заверений от руководства Финляндии о готовности продолжать войну. Впрочем, опять же учитывая итальянский опыт, где тоже была масса «заверений», Гитлер приказал на всякий случай разработать план оккупации страны в случае ее попытки выйти из войны.
14 октября в ставку Маннергейма прибыл начальник штаба оперативного руководства ОКВ генерал Йодль, чтобы по поручению фюрера обсудить обстановку на фронте. Он был вынужден рассказать финским коллегам о сложившемся опасном положении на всех фронтах. Йодль также сообщил, что план отвода немецких войск от Ленинграда до Риги был отвергнут из-за негативной реакции финнов. Зная о попытках союзника вести сепаратные переговоры, он тем не менее попытался убедить финнов, что продолжение войны совместно с Третьим рейхом сулит им наибольшую выгоду. Что касается самого Гитлера, то он в конце 1943 г. был уверен, что насчет Финляндии можно не беспокоиться. По его мнению: «Финны отколоться не могут, им все равно придется обороняться до самого конца».
Между тем Маннергейм проявлял недоумение по поводу очевидной неспособности немцев остановить продвижение противника на запад от г. Невель, как и на других участках фронта. Сколько бы командование Вермахта ни уверяло его, что «эти позиции мы непременно удержим», они все равно рано или поздно прорывались русскими и оставлялись. Остаток 1943 г. прошел в обстановке непрекращающихся боев, которые пока еще не затрагивали северный фланг Восточного фронта.
Меж двух огней
Новый, 1944 г. Финляндия встречала в сильной тревоге, уже не питая никаких иллюзий относительно успешного окончания войны. Атмосфера в ставке Маннергейма была тягостной и мрачной. Как удар грома там прозвучало сообщение о начале 17 января советского наступления против группы армий «Норд». Вскоре немцы отступили со своих «неприступных позиций» в районе Ленинграда. Было ясно, что и северный фланг Восточного фронта, долгое время казавшийся стабильным, начал рушиться.
Финны находились меж двух огней. С одной стороны – Гитлер, уверявший, что война в итоге все же будет выиграна, а при случае готовый оккупировать их страну, с другой – США, продолжавшие подталкивать их к выходу из войны. Так, 9 февраля госсекретарь Хэлл по радио открытым текстом призвал финское руководство к мирным переговорам. Вскоре таковые начались в Стокгольме между представителями Финляндии и СССР. Об этом тут же стало известно фюреру, после чего Германия заявила, что заключение сепаратного мира союзником будет рассматриваться как предательство со всеми вытекающими отсюда последствиями. Финскому правительству вновь пришлось заверять немцев в верности, а переговоры, мол, велись так, для отвода глаз. Помня об Италии, Гитлер вновь и вновь давил на финнов и угрожал им. В итоге страх перед Германией пересилил, и 8 марта они дали отрицательный ответ на советские предложения.
2 апреля Кейтель направил Маннергейму телеграмму, в которой выражал обеспокоенность, что из-за мирной политики руководства может упасть боевой дух и начаться моральное разложение финской армии. Тот, в свою очередь, пытался объяснить немецким партнерам, что мирные переговоры начались с целью нейтрализовать антивоенную оппозицию в стране. Естественно, фюрера подобные оправдания не устроили, и он распорядился начиная с 18 апреля приостановить поставки вооружения в Финляндию. Одновременно различные представители Верховного командования Вермахта продолжали нажим на финских военных при каждом удобном случае.
Ограничение поставок стало тяжелым ударом для финнов, которые в преддверии ожидавшегося советского наступления хотели получить от немцев орудия, противотанковые средства и танки для формируемой танковой дивизии.
В конце апреля прошли переговоры начальника финского генштаба генерала Хейрихса с Кейтелем и Йодлем, на которых взаимопонимания снова достигнуть не удалось. Германские представители снова обвинили союзников в сепаратных переговорах и высказали опасение, что поставляемое им оружие может попасть в руки русских. В итоге 12 мая Маннергейм направил Гитлеру верноподданническое письмо с предложениями, которые фюрер отклонил, как «написанное в слишком слабых выражениях». Ответ был получен лишь 1 июня. В ответном послании, вместе с поздравлениями в честь дня рождения фюрер грубо одернул старого маршала, напомнив ему, что вопрос о мирных переговорах не является сугубо финским делом и затрагивает все воюющие страны.
Кроме того, Гитлер обрисовал перспективы победы. Он писал, что Россия должна быть разбита в любом случае, а соглашения с западными странами можно будет добиться после того, как будет отбита их попытка высадиться на европейском континенте. В военных же поставках финнам по-прежнему было отказано за их нестойкую позицию. В ответ Маннергейм отправил благодарственную телеграмму, надеясь все-таки наладить отношения между союзниками.
9 июня 1944 г. разразилась буря. После мощной артподготовки советские войска перешли в наступление на Карельском перешейке. Оборона, строившаяся в течение почти трех лет, не выдержала массированной атаки тяжелых танков и самоходных установок и на следующий день была прорвана. Сам Маннергейм вспоминал: «С полным основанием 10 июня можно назвать черным днем в нашей военной истории… Упорные бои продолжались на некоторых промежуточных позициях, однако сопротивление было сломлено в результате массированного применения танков».
21 июня в Хельсинки прибыл рейхсминистр Риббентроп, который имел поручение Гитлера внести полную ясность в финско-германские отношения. Германия выразила готовность помочь финнам, но потребовала, чтобы те открыто признали себя сторонниками рейха. Через три дня состоялись переговоры между генералом Эрфуртом и Маннергеймом, на которых присутствовал начальник финского генштаба Хейнрихс и которые превратились в бесплодные дискуссии. Тем временем положение на фронте продолжало ухудшаться, и только 26 июня президент Рюти наконец-то отправил Гитлеру письмо с заверениями, что Финляндия не выйдет из войны.
