В связи с этим в середине августа Сталин даже издал специальный приказ, в котором говорилось: «Зарвавшиеся озверелые немецкие фашисты готовятся к применению отравляющих веществ против Красной Армии. Применением этого чудовищного оружия они намереваются застать нас врасплох… Самым решительным образом пресекать недооценку химической опасности».
После этого была проведена реорганизация подразделений химзащиты. К 1 сентября были сформированы 39 отдельных батальонов химической защиты (ОБХЗ) центрального подчинения
[73]
. Эти подразделения было запрещено использовать не по назначению
[74]
.
Гитлер опасался, что, находясь на грани катастрофы, русские применят запрещенное оружие. В беседе со своим окружением в ночь на 18 октября он признался: «22 июня перед нами отворилась дверь, и мы не знали, что находится за ней. Мы должны были опасаться газовой войны, бактериологической атаки. Тяжелая неопределенность схватила меня за горло».
А что же русские?
В действительности русские не только не собирались первыми применять отравляющие вещества, но, наоборот, панически боялись, что это сделают немцы.
8 июля командующий Западным фронтом генерал Павлов издал приказ № 07сс «О приведении в боевую готовность средств противохимической и санитарно-химической защиты». В нем, в частности, говорилось: «Все случаи применения противником отравляющих веществ тщательно расследовать и только достоверные данные доносить в штаб фронта».1 августа 1941 г. член Военного совета Западного фронта Н. А. Булганин сообщил в Госкомитет обороны: «Авиация противника полила жидкостью 1-й батальон 568-го стрелкового полка, загорелась политая жидкостью трава и рожь, в результате сгорело до 50 красноармейцев… выслан химик для определения состава жидкости». Анализ показал, что жидкость являлась воспламеняющейся смесью и к химическому оружию отношения не имела.
Через пять дней на позициях артиллерийских батарей 166-й стрелковой дивизии 19-й армии разорвалось несколько мин, выпущенных германскими минометами. После разрывов образовалось желто-белое облако дыма. Артиллеристы подумали, что противник применил химическое оружие, и надели противогазы. Однако впоследствии выяснилось, что мины были начинены фосфором и являлись зажигательными.
25 августа член Военного совета 19-й армии И. П. Щелканов сообщал командованию: «В районе Поченово захвачен подбитый огнеметный танк противника… В задней части танка шашкодержатель на пять шашек. Шашки, по-видимому, ядовитого дыма. Танк направлен на станцию Вадино с последующей эвакуацией на станцию Очаково». Однако опасения снова не подтвердились.
Сообщения о мнимом применении немцами химического оружия появлялись и в дальнейшем. Так, в директиве по тылу Юго-Западного фронта № 00949 за 20 октября 1941 г. говорилось: «Строго секретно. На Ленинградском фронте противник применил отравляющие вещества слезоточивого действия. Не исключена возможность применения противником отравляющих веществ и против войск Юго-Западного фронта… В связи с этим надлежит держать во всех тыловых частях и учреждениях в постоянной боевой готовности службу ПХО».
Выпуск химических боеприпасов не прекращался, несмотря на тяжелое положение на фронте и нехватку ресурсов и рабочей силы. 12 августа 1941 г. Госкомитет обороны издал секретное постановление № 470сс «О снаряжении артхимснарядов, авиахимбомб, химических мин и ампул в августе и сентябре 1941 г.». Согласно ему, химические заводы Дзержинска, Воскресенский комбинат и другие предприятия должны были снарядить за два месяца свыше 800 тысяч снарядов и мин, 78 тысяч бомб и 580 тысяч ампул. Кроме того, Комитет потребовал довести месячное производство химбоеприпасов до 1,9 млн снарядов и мин, 107 тысяч бомб, 500 тысяч ампул и 100 тысяч реактивных снарядов.
Впрочем, красноармейский арсенал был весьма устаревшим: иприт, люизит, ипритно-люизитная смесь, фосген, дифосген, синильная кислота, хлорциан, хлорпикрин, адамсит, дифенилхлорарсин, дифенилцианарсин и хлорацетофенон. Основными средствами доставки оружия массового поражения в РККА были колесные боевые химические машины (БХМ), химические танки Т-26, 107-мм химические минометы, т. н. носимые приборы заражения местности, а также самолеты и реактивные минометы БМ-13. Последние, как и в Вермахте, использовались не по назначению.
«Сенсацией года может стать химическая война»
По мере затягивания Восточной кампании и срыва планов молниеносной войны сами немцы стали периодически задумываться о возможности в решающий момент пустить в ход химическое оружие. В этом плане характерна запись в дневнике Гальдера от 3 октября: «Оберст Окснер представил отчет о боевом опыте химических войск и о подготовке их к боевому использованию в операции “Тайфун”». Впрочем, шла ли здесь речь о «целевом» или все-таки «нецелевом» использовании, не совсем понятно.
Как было сформулировано в исследовании отдела технического снабжения Вермахта в ноябре 1941 г., «химические отравляющие вещества более экономичны при позиционной войне и глубоком прорыве линии фронта, чем обычные боеприпасы… Применение наиболее эффективных боевых отравляющих веществ в этой войне нельзя откладывать надолго. Те, кто попадет в затруднительное положение, будут всегда прибегать к нему как к последнему доводу… Каждый год мы готовим для своих «друзей» какую-нибудь сенсацию. В 1942 году сенсацией года может стать химическая война!»
[75]
В составе групп армий «Норд», «Митте» и «Зюд» было решено на базе дегазационных химических батальонов дополнительно сформировать три полка тяжелых метательных установок по три дивизиона в каждом. Они вооружались 150-мм, 280-мм и 320-мм установками. Кроме того, формировались десять полков шестиствольных минометов.
По указанию начальника Генерального штаба сухопутных войск Франца Гальдера в декабре было установлено необходимое количество химического оружия для уничтожения Ленинграда. Согласно расчетам генерал-инспектора артиллерии Бранда, в ходе первой атаки было решено произвести 720 тысяч выстрелов из легких и тяжелых полевых гаубиц. Первые должны были вести огонь по позициям советских войск, защищавших город, вторые – непосредственно по городу
[76]
.
Одним из основных сторонников химической войны был упоминавшийся выше генерал-инспектор химических войск оберст Окснер. Он был одним из инициаторов широкого распространения реактивных шестиствольных минометов и других метательных установок и верил, что с помощью их можно нанести сокрушительный урон противнику. Пользуясь кризисом на фронте, Окснер буквально давил на Гальдера. Тот так и записал в дневнике 7 января 1942 г.: «Оберст Окснер хочет навязать мне химическую войну против русских». В дальнейшем, судя по записям Гальдера, Окснер постоянно сообщал на совещаниях о готовности к химической войне, состоянии химических войск и новых отравляющих веществах, поступающих на вооружение. К примеру, в записи от 12 мая говорится: «Генерал Окснер доложил о положении химических войск на юге и применении газов против партизан». 22 мая: «Генерал Окснер сделал доклад о состоянии полков химических минометов. Обсудили вопросы подготовки химической войны».
