Так кому же было поручено самое амбициозное задание германских спецслужб за всю войну против СССР? Диверсант «Таврин» в действительности был Петром Ивановичем Шило. В прошлом он работал инспектором Саратовского горсовета, попутно сделав карьеру вора-рецидивиста. До войны он успел пережить три судимости за растраты государственных средств и совершить три побега. Однажды, находясь в следственном изоляторе, Шило сколотил группу зэков и организовал побег через лаз в стене тюремной бани. Затем он под разными фамилиями проживал в Украине, Узбекистане и Башкирии. Перед самой войной, работая завскладом на Туркестанско-Сибирской железной дороге, он похитил крупную сумму денег и бежал. После этого Шило по поддельным документам устроился… следователем в городскую прокуратуру Воронежа.
Собственно «Тавриным» Петр Шило стал в 1939 г., когда по подложным справкам получил паспорт на эту фамилию. Под ней он даже успел окончить курсы младшего комсостава. В 1942 г., когда Таврин уже был командиром пулеметной роты 1196-го стрелкового полка, он был опознан одним из бойцов, знавшим его ранее под другой фамилией. После беседы с оперуполномоченным Особого отдела Таврин почувствовал запах жареного и в ночь на 29 мая бежал за линию фронта к немцам. Аферист кочевал по разным лагерям, пока наконец не совершил очередной свой побег, но теперь уже от немцев. Будучи вскоре пойманным, он в июне 1943 г. попал в тюрьму в Вене, где на него и обратили внимание представители «Цеппелина».
Находчивость и умение Таврина быстро ориентироваться в сложной обстановке, изворотливость и талант уходить от ответственности, а также ненависть к Советской власти привлекли сотрудников германских спецслужб. Находясь в разведшколе Абвера в Австрии, Таврин не только отлично учился, но и попутно разоблачил группу заговорщиков. После этого он прошел специальную подготовку, причем с ним беседовали Власов и Отто Скорцени, поделившийся своим личным опытом диверсанта.
В ходе подготовки к выполнению спецзадания немцы разработали для Таврина легенду о ранении и пребывании в госпитале. Для ее подтверждения немецкий пластический хирург сделал ему на животе и ногах шрамы, якобы оставшиеся от полученных на фронте ранений. Возглавляемый оберстом Геленом отдел «Иностранные армии Востока» предоставил безупречно сделанные документы. Согласно им, майор Таврин являлся заместителем начальника отдела «Смерш» 39-й армии, а его напарница Лидия Бобрик, ставшая в период операции его женой, — секретарем Особого отдела дивизии лейтенантом Шиловой.
Однако немцы все же явно перестарались. Таврин был увешан целым иконостасом орденов, включая подлинную звезду Героя Советского Союза, коей не был удостоен ни один из офицеров «Смерша» за всю войну. Чего уж тут говорить о чисто полководческой награде, каким был орден Александра Невского. Но мало того, этот орден и орден Красной Звезды были привинчены к левой стороне его гимнастерки, хотя их полагалось носить на правой. Впоследствии именно эти регалии сыграли для Таврина роковую роль.
Впрочем, непростительных промахов в подготовке этой «секретной» операции можно насчитать десятки. Так, и в лагере СД для отобранных советских военнопленных, и в рижском отделении «Цеппелина», куда в начале июня 1944 г. вместе с женой был доставлен Таврин, царила полнейшая «демократия». Десятки людей знали друг друга в лицо, причем не только по кличкам, но и даже по настоящим фамилиям. На «товарищеских вечеринках», а просто говоря, на попойках офицеры-«цеппелиновцы» открыто обсуждали предстоящие операции с агентами, критиковали друг друга и даже свое начальство. В итоге о предстоящей заброске «агента 001» узнали и куда следует доложили внедренные агенты советской контрразведки. Поступили аналогичные сообщения и из других источников.
Само задание выглядело более чем авантюрным и опереточным. Спецы из СД не имели ни малейших представлений о порядках в военной Москве, полной чушью выглядело задание «обзавестись связями с женщинами, работавшими в Кремле», не говоря уже о попытках проникнуть на «торжественные мероприятия». Пострелять из карманного гранатомета в машину Сталина теоретически было возможно, но вероятность поражения цели была мизерной.
В начале июня 1944 г. глава РСХА Эрнст Кальтенбруннер сообщил начальнику штаба KG200 майору Курту Рандель-Земперу (Kurt Randel-Semper), что необходимо быстро подготовить самолет, способный взять на борт двух агентов вместе с транспортом, чтобы затем высадить их, приземлившись в советском тылу. Естественно, что машиной, выбранной для выполнения этого секретного полета, стала упоминавшаяся выше «Многоножка».
Ответственным за переброску агентов через линию фронта был назначен лейтенант Пауль Гольдштейн (Paul Goldstein) из отделения «Клара». Через несколько дней с аэродрома около Риги взлетел Ar-232A-08WNr.010010 унтер-офицера Бруно Давида (Bruno David) из 2-й эскадрильи KG200. На борту самолета, кроме экипажа, находились лейтенант Гольдштейн и оба агента — Таврин и Шилова — со всем своим снаряжением. Последнее было немалым: мотоцикл М-72 с коляской, мощная рация, гранатомет «панцеркнакке» с девятью снарядами, две малогабаритные магнитные мины большой мощности, приводимые в действие радиоимпульсом с расстояния в несколько километров, семь пистолетов, из них один с разрывными отравленными пулями, два ружья, пять гранат, 116 мастичных печатей и штампов, а также множество чистых бланков различных документов. На расходы Таврину выдали 428 тыс. рублей.
[143]
Место для высадки было выбрано в 97 км за линией фронта, на просеке в лесу около Великих Лук. До Москвы оставалось еще около 450 км, но агентам спешить было особо некуда. На мотоцикле они могли спокойно добраться до столицы за пару дней, по дороге постепенно вживаясь в образ и привыкая к обстановке. Там же они должны были остановиться на принадлежавшей одному из абверовских агентов квартире. Кроме того, был еще один немаловажный факт в пользу такого выбора места высадки. Пилот самолета унтер-офицер Давид уже садился там ранее, так что никаких неожиданностей возникнуть не должно было.
И действительно, «Многоножка» достигла назначенного места и благополучно приземлилась. Однако неприятности начались потом, неожиданно заклинило гидравлическую грузовую аппарель в хвостовой части фюзеляжа. После нескольких неудачных попыток выгрузить мотоцикл на землю лейтенант Гольдштейн принял решение прервать операцию и связался по радио со своим командным центром. Получив разрешение, самолет поднялся в воздух и вместе с агентами вернулся обратно в Ригу.
Эта неудача заставила искать новое место для высадки. Во-первых, нельзя было быть уверенным в том, что садившийся и взлетавший самолет никто не видел и что прежнее место «не засвечено», а во-вторых, время-то шло и агентов надо высаживать уже поближе к Москве.
Возможно, с этим был как-то связан следующий эпизод. В июле в леса севернее Смоленска была сброшена группа немецких агентов, которые вскоре явились с повинной. Полученное ими от разведцентра в Риге задание было не совсем обычным: выбрать подходящую площадку для посадки транспортного самолета, сообщить о ней по рации, а после получения специальной команды зажечь три костра. Органы контрразведки тотчас начали радиоигру и сообщили о благополучном приземлении группы.
