– С утра, пока ты гуляла, я пообщался с Кристофером и узнал подробности, – поделился Атос. – Насчет поджогов и прочего.
– С чего ты взял, что я буду зарабатывать охотой? – как можно более невозмутимо ответила я. – Может, я найду более простое задание.
– Брось. Поджоги приютов и церквей? Ты не пройдешь мимо, мой маленький поборник справедливости.
– Это Гардио был поборником, – нахохлилась я. – А я приспешник высокомерного крайнийца. Выкладывай, что узнал.
Мы остановились на маленькой площади, на которую выходили фасады четырех домов. Посредине примерно метра на полтора от земли возвышался фонтан, изображающий русалку. Довольно часто встречающийся фонтанный персонаж. Мой взгляд остановился на ее огромной груди. Мужчины-ремесленники, ну что с них взять…
– За поимку поджигателя объявлена награда в пять сотен оллов, на броню тебе хватит с лихвой. Но надо, чтобы поджигатель сознался – иначе все добропорядочные граждане начали бы доносить друг на друга. И еще кое-что. Сейчас главная подозреваемая – женщина-ока, которая пришла в город шесть дней назад.
Я отвлеклась от русалки и взглянула на Атоса.
– Да, Лис. Та самая, которую ты видела в горах. Ока здесь редкость, она успела лишь погадать паре женщин, но сразу после первого пожара исчезла. Собственно, это единственная причина для подозрений. Ты сама видела, что ворота охраняются – поэтому известно, что город она не покидала.
– А что ты сам думаешь?
– Важно, что думают другие. Сейчас все охотники прочесывают трущобы. Истинное место для отребья, вроде ока. Но другие охотники, в отличие от меня, не знают, как хитер и изворотлив этот народец.
Я скрестила руки на груди, нетерпимость к ока в Атосе из милого недостатка в моих глазах превращалась в отвратительнейший изъян.
– И где ты намерен искать «преступницу»?
– Там, где не подумал бы искать никто другой. Но я хочу услышать твои предложения.
Я задумалась. Вся эта история с ненавистью к ока, которую эта женщина несла за собой, как шлейф, из горной деревни в процветающий город. Чувство зверя, затравленного и забитого, озирающегося в поисках приюта, – о, это чувство было мне знакомо как никому другому. Во мне проснулось новое желание: я хотела начать охоту, чтобы спасти зверя от ловца.
– Я знаю то, чего не знает никто другой в городе, – тихо сказала я. – Включая тебя. С женщиной ока был ребенок. И если она хотя бы на десятую часть женщина, а не демон, каким ты ее рисуешь, она будет искать спасения именно ради ребенка.
Губы Атоса сжались в тонкую линию, точный признак того, что он сердится. Но мой друг молчал, позволяя мне продолжить.
– Мы знаем, что женщина с ребенком, обвиняемая в страшном преступлении, ищет спасения. Кто ее примет? Не трущобы, это ясно – там свои законы, но укрывать ее, рискуя своей шкурой, никто не будет. Ремесленники? Никто в городе с ней не свяжется, себе дороже. В этом деле помогут только женское сострадание и взаимовыручка. Это единственный шанс для ока. В Штольце есть женский монастырь?
– Ха! – Атос улыбнулся, словно подловил меня на чем-то. – Есть. Монастырь Святейшей Сефирь. Его сожгли первым. Монахини сейчас ютятся в уцелевшем левом крыле здания. Ты думаешь, они бы стали прощать того, кто разрушил их храм?
– О, Атос. Как плохо ты знаешь женщин. – Теперь уже я позволила себе улыбнуться. – Показывай дорогу.
* * *
Сгоревший монастырь представлял собой мрачное и гнетущее зрелище. Обломанные зубцы некогда белых башен торчали, словно гнилые зубы изо рта бродяги. С пасмурного неба на пепелище сыпал все тот же моросящий дождь.
Пострадали не только стены, но и, видимо, обширный сад монахинь. То тут, то там из земли печально тянули к небу ветви обгорелые деревья. Земля была истоптана – наверное, теми, кто пришел тушить пожар. Я присела около размолотой в грязь клумбы и сорвала с полусломаной веточки землянику. Подняв ягоду двумя пальцами, я взглянула сквозь нее на солнечный диск, проглядывающий сквозь плотные тучи.
– Чем обязаны? – Около нас бесшумно возникла женщина той породы, возраст которой не определить. После тридцати они впадают в безвременье. Бесцветные волосы, уложенные в две косы, затейливый головной убор, характерный для дочерей Сефири, серый, как и накидка из толстой шерсти.
– Мы ищем тех, кто сделал это. – Атос рукой указал на уничтоженный монастырь.
– Все ищут. Мы ищем, горожане ищут. Что толку. – Женщина вздохнула.
Я поднялась с корточек, зажав земляничину в кулаке.
– Мое почтение, мать-настоятельница.
Статус женщины выдало серебряное шитье на рукавах.
– Девушка-охотница? – Монахиня покачала головой, окинув меня взглядом. – И куда катится этот мир.
– Насколько я помню, Сефирь и самой был не чужд путь меча. Когда ее солнценосного брата схватили враги, именно она возглавила армию против демонов. В мужской одежде, остриженная и с мечом.
Я заметила, что Атос заинтересовался беседой. Настоятельница же сомкнула ладони, слегка прижав их к себе, затем слегка наклонила голову.
– Выдающиеся познания в нашей вере.
– Позвольте мне пройти на территорию монастыря и поговорить с вами. – Я сложила руки в таком же жесте и тоже наклонила голову. Атос наблюдал за нами, как за диковинными птицами.
– Мужчинам к нам нельзя…
– О, я подожду здесь. – Свою досаду мой друг скрыл плохо.
Мы прошли мимо обгорелого остова монастыря к уцелевшему крылу. Постройка была явно хозяйственной, предназначенной для хранения, а не жилья. Ее уродство, вероятно, ранее скрывал белый фасад монастыря. Теперь же грубый песчаник торчал из обгоревших стен, дополняя собой жуткую картину.
Пока мы шли к временному жилищу монахинь, мать-настоятельница представилась Клэррис, тринадцатой из местных Первых дочерей. Я представилась в ответ, и мое имя, похоже, не удивило ее:
– Так откуда такая осведомленность, Лис?
– Моя родная тетка сделала что-то ужасное в молодости. Что именно – в семье никогда не обсуждалось, но это черным пятном легло на мою семью, – удивительно было говорить абсолютную правду после двух лет постоянной лжи. – Моя мать всю жизнь замаливала этот грех в ближайшей церкви Сефирь. Я почти полдетства провела на службах между дочерьми Светлейшей. А истории о ее жизни всегда были лучшей сказкой на ночь.
Мы подошли к песчаной стене, за поворотом оказался вход в убежище. Под дождем пара монахинь кормили цыплят.
– Вы с юга, – отметила Клэррис, открывая передо мной грубую дубовую дверь, ведущую внутрь строения. – Это заметно по голосу и манерам. Что привело вас на север?
– Гонюсь за мечтой. – И вновь я сказала правду. Больше объяснений не потребовалось.
Мы вошли на кухню, где, несмотря на нищету, было удивительно чисто, а в воздухе витали приятные ароматы. Было ясно, что раньше помещение не имело отношения к готовке. Но даже самодельный очаг выглядел вполне уместным. Настоятельница по традициям Дочерей разлила в маленькие чашки без ручек чай с сильным ароматом вербены и можжевельника. Я отпила, и блаженное тепло впервые за утро разлилось по телу.
