Грейс вскочила с плохо скрываемым облегчением.
– А где ваш мальчик? В Коннектикуте остался? – спросил О’Рурк, когда она провожала его до двери.
– Нет, гостит у бабушки с дедушкой. У них в школе весенние каникулы.
– A-а. Помню вашего отца. Мы с ним в декабре разговаривали.
– Нет, – поправила Грейс, – у других бабушки с дедушкой. Родителей Джонатана. Генри на Лонг-Айленде.
О’Рурк остановился и повернулся к Грейс.
– Правда? Надо же… А мистер и миссис Сакс говорили, вы с ними не общаетесь.
– Месяц назад мы с ними встречались в Нью-Йорке. Вроде знакомство прошло хорошо, вот они и пригласили Генри погостить на несколько дней. И сын согласился, даже с радостью.
О’Рурк кивнул. Шея его, как всегда, была так неровно выбрита, что казалась пятнистой.
– Вот и правильно, вот и отлично. Саксы – люди хорошие. И очень много пережили. Нелегко им пришлось.
Нам всем пришлось нелегко, мысленно добавила Грейс. Но какой смысл произносить вслух очевидные вещи?
Грейс открыла дверь. О’Рурк вызвал лифт. Грейс в нерешительности замерла на пороге, не зная, как себя вести в подобной ситуации – дождаться, пока лифт приедет, или сразу попрощаться и закрыть дверь? Этот порог Грейс помнила с раннего детства. На нем она стояла с тех пор, как вообще научилась стоять. Ждала, пока ее гости зайдут в лифт – товарищи детских игр, няни, родственники. А потом пришла пора провожать бойфрендов. Тогда Грейс не просто стояла, а перегибалась через порог, чтобы можно было целоваться, пока не приедет лифт.
Вообще-то надо было что-то говорить, а не молчать, но что сказать О’Рурку, Грейс понятия не имела. Однако и просто захлопнуть дверь казалось нелюбезным.
Но первым нарушил молчание О’Рурк.
– Извините, – вдруг сказал он, – но если не спрошу, потом ругать себя буду.
Грейс покрепче схватилась за косяк и приготовилась к неприятному вопросу. Стремительно, словно ртуть, в голове пронеслись варианты, и все одинаково нежелательные.
Что бы О’Рурк ни считал нужным ей сказать – заявить, что в случившемся есть ее вина, поблагодарить за помощь или изречь какой-нибудь «мудрый» совет – Грейс его слушать не желала. Впрочем, пусть лучше говорит сейчас, чем звонит или приходит потом.
– В общем, знаю я одну семью в Браунсвилле
[73]
… Это в Бруклине.
О’Рурк нерешительно покосился на нее. Грейс нахмурилась:
– Да, я в курсе.
– Познакомились-то, откровенно говоря, при неприятных обстоятельствах. В прошлом году арестовал одного из сыновей. Но сразу было видно – на самом деле парень хороший, просто связался с плохой компанией. Вот мы и «потеряли» бумаги. – О’Рурк усмехнулся. – Мы ж не звери.
Недоумевающая, к чему ведет полицейский, Грейс ждала продолжения рассказа.
– В общем, сначала эта семья в приюте жила, но пару недель назад наконец получили от города квартиру. Субсидированную. Сами понимаете, большая радость, но есть одна проблема. У них ведь ни вещей, ни мебели. На полу спят. Я эту семью хорошо знаю. Успели за год познакомиться. Хорошие люди, ручаюсь за них.
Наконец Грейс услышала, как с первого этажа поднимается лифт.
– «Хаусинг воркс», конечно, дело хорошее. Но я подумал – вдруг будете не против, если?.. Раз уж все равно отдавать.
– Ах вот оно что, – наконец Грейс поняла, к чему О’Рурк завел этот разговор. – А я думала… Конечно. С удовольствием! Пусть берут все, что нужно. У меня тут много – кровати, простыни, полотенца, кастрюли со сковородками…
Лицо О’Рурка озарила по-детски счастливая, открытая улыбка, и он сразу преобразился. Только сейчас Грейс заметила, что офицер О’Рурк, хоть и напускает на себя важность и серьезность, на самом деле еще совсем молодой человек. Вот так. Хватило одной улыбки.
– Представить не можете, как они обрадуются!
Грейс и О’Рурк быстро договорились, что послезавтра полицейский приедет вместе с отцом семейства и двумя сыновьями на одолженной у знакомых грузовой машине.
– Не сомневайтесь, семья хорошая, – повторил О’Рурк. – Уж поверьте, много плохих семей повидал. А эта – хорошая.
– Даже не сомневаюсь, – ответила Грейс, хотя понимала, что теперь просто не может судить, какую семью считать хорошей, а какую нет. А вот О’Рурку в этом вопросе, кажется, можно доверять. – Ради кого попало вы документы терять не станете.
– Да… – Тут О’Рурк отчего-то снова засмущался. – И вот еще что сказать хотел. Мы ведь с самого начала поняли, что вы ничего не знаете, и вообще ни при чем. После первого же разговора. Простите, что… огорчили. Сразу было видно, вы женщина хорошая.
Грейс почувствовала, как щеки заливает краска. Кивнула, но поднять глаза на О’Рурка не осмелилась.
– Совсем как тот парень, да? Просто связалась с плохой компанией.
– С плохим мужчиной. Но вы не расстраивайтесь, это со многими случается.
«Уж мне ли не знать», – подумала Грейс. Лифт уже почти подъехал. Вот дверцы открылись, и О’Рурк, помахав на прощание, зашел внутрь. Грейс стояла на пороге, пока лифт не поехал обратно вниз, но даже тогда в квартиру вернулась не сразу. Некоторое время просто стояла, слушая знакомые щелчки и скрипы – кабина постепенно спускалась. Наконец дверцы открылись, и О’Рурк вышел на серую, залитую дождем улицу, где когда-то жила Грейс.
