— Почему забрали оружие? Нас специально разоружили? Нам не доверяют?
Строкач успокоил подчиненных:
— Оружие вам вернут сегодня же. Я уже дал команду.
Мешик, который в прежние времена сам избивал заключенных — кулаками и ремнем, пошел по одному делу с Берией. Его расстреляют 23 декабря 1953 года. Мильштейна, которого судили отдельно, — 14 января 1955 года.
Двоих соратников Берии арестовали в Берлине. Начальник военной контрразведки генерал-полковник Сергей Гоглидзе и генерал-лейтенант Амаяк Кобулов прилетели в ГДР во главе группы офицеров госбезопасности для наведения порядка после народного восстания. И вдруг из Москвы поступило поразившее советского верховного комиссара Владимира Семеновича Семенова указание арестовать обоих генералов-чекистов и отправить в столицу. Семенов позвонил Гоглидзе и попросил срочно приехать:
— Есть важные дела.
Когда генерал появился в кабинете Семенова, вошли двое офицеров с пистолетами в руках. Находившийся в Берлине начальник Генерального штаба маршал Василий Данилович Соколовский произнес:
— Согласно решению инстанции объявляю вас арестованным.
Гоглидзе увели. А Кобулов приезжать не хотел. Берия уже был арестован в Москве, взяли и Кобулова-старшего, поэтому Амаяка Захаровича по ВЧ ни с кем не соединяли. Он не понимал, что происходит. На приглашение прибыть к Семенову озабоченно ответил:
— Я пытаюсь соединиться с Москвой, но нет связи. Дозвонюсь и подскочу.
— У меня связь работает, — любезно предложил Семенов. — Приезжай и звони, Амаяк.
Кобулов приехал. На следующий день Семенов и Соколовский на спецсамолете вылетели в Москву. Гоглидзе и Кобулова везли в том же самолете под сильной охраной.
Берию арестовали в пятницу. Редакторы газет получили указание из ЦК убрать всякое упоминание о нем, местные партийные органы — снять его портреты. Воскресные газеты на первой полосе сообщили, что руководители партии и правительства присутствовали в субботу, 27 июня, в Большом театре на втором спектакле новой оперы композитора Юрия Александровича Шапорина «Декабристы». Берия отсутствовал.
Известный ученый вспоминал, как в сельской пивной восприняли сообщение по радио об аресте вселявшего страх в каждого из советских людей Лаврентия Павловича Берии, который только что пребывал среди небожителей. Взяв пивную кружку, один из рабочих заметил:
— Хрен ты теперь, Лаврентий Палыч, свежего пивка попьешь.
И все. Когда снимают больших начальников, возникает ощущение торжества справедливости: вот сидел ты сверху, командовал нами, а теперь ты никто. Своего рода мрачное удовлетворение.
Никто в аппарате госбезопасности не попытался освободить своего шефа, как этого опасались в Кремле. Начальник 9-го отдела (террор и диверсии за границей) МВД генерал-лейтенант Павел Судоплатов вспоминал, что вечером 26 июня, возвращаясь с работы на дачу, с удивлением увидел на шоссе колонну танков. Утром, приехав в МВД, обратил внимание на то, что исчез портрет Берии, висевший у него в приемной.
Руководство министерства собрали в конференц-зале. Руководили собранием первые заместители министра генералы Круглов и Серов. Круглов сообщил, что бывший министр Берия арестован за провокационные антигосударственные действия. Сказал, что доложит товарищу Маленкову: органы и войска МВД верны правительству и партии.
11 июля провели партийный актив МВД. Только что арестованного Берию разоблачал секретарь ЦК Николай Шаталин, временно назначенный по совместительству первым заместителем министра внутренних дел. Сдержанный и суховатый, он в ЦК по поручению Маленкова ведал кадровыми делами. Во всех управлениях и отделах министерства провели партийные собрания. Все единодушно клеймили недавнего начальника. Но вовсе не за пытки и расстрелы невинных людей!
Напротив, чекисты требовали возобновить «дело врачей» и другие остановленные Берией оперативные и следственные дела. Арестовать тех, кого отпустили на свободу после смерти Сталина. Выступавшие на собрании в Главном управлении контрразведки горячо говорили, что «вражеская деятельность врачей доказана, и вносили предложение — просить руководство министерства пересмотреть решение об их освобождении».
Жаловались на заместителя начальника 5-го управления генерал-майора Бориса Петровича Трофимова. Чем же вызвал недовольство генерал, всю жизнь прослуживший в аппарате госбезопасности, недавний заместитель начальника ГУЛАГа?
«При рассмотрении дел на еврейских националистов пытался их вражеские действия оправдать какой-то общей обстановкой, якобы созданной в стране, — жаловались на него сослуживцы. — Малограмотный человек, отстал от чекистской работы, в присутствии ряда товарищей называл Троцкого великим «оратором», «организатором». Будучи на явке с агентом, заявил ему, что в СССР якобы существует режим притеснения евреев».
Один из следователей 1-го Главного управления МВД обратился в ЦК:
«Мы, маленькие рядовые работники, были растеряны, когда нам сказали: «это поворот в карательной политике», «мы не можем держать в тюрьмах интеллигенцию», «освобождение врачей — дело большой политики». Многие сомневались, но не решались жаловаться на неправильность этих действий, частью боясь за себя, а частью считали, что пойти не к кому, поскольку Берия считался «вторым человеком в правительстве».
После освобождения врачей в передовой газеты «Правды» было указано, что Михоэлс был оклеветан. На самом деле это не так. На него имелись серьезные агентурные и следственные материалы, свидетельствующие о его вражеской деятельности против Советского государства. Отдел по обслуживанию медицины сокращен до отделения не более десяти человек на весь Советский Союз. Таким же путем сокращен отдел по разработке еврейских буржуазных националистов. Да и вообще проводилась линия, будто бы евреи не ведут вражеской работы».
Заодно чекисты жаловались на трудные материальные условия: «Все льготы отменены. В течение только одного года лишили выплат за звание, пайковых (при тов. Игнатьеве) и выплаты за секретность (при Берия). Все сотрудники только и живут мыслью, когда эти льготы возвратят обратно. До войны у нас была солидная выплата на выслугу лет — после 12 лет — 50 процентов. Почему бы ее не восстановить?»
Аппарат госбезопасности не сомневался, что политика страны вернется к сталинским временам. Но этого не произошло, потому что к власти пришел Хрущев, и партийный аппарат по всей стране вздохнул с облегчением.
В передовой «Правды» под названием «Нерушимое единение партии, правительства, советского народа» говорилось:
«Любой работник, какой бы пост он ни занимал, должен находиться под неослабным контролем партии. Партийные организации должны регулярно проверять работу всех организаций и ведомств, деятельность всех руководящих работников. Необходимо, в том числе, взять под систематический и неослабный контроль деятельность Министерства внутренних дел».
Партийные секретари боялись не только Берию, боялись сотрудников госбезопасности, которые не скрывали, что следят за партийным руководством. Чекисты держались на равных с секретарями, партийной власти над собой не признавали. Ни первый секретарь обкома, ни секретарь ЦК республики не были гарантированы от внезапного ареста. Понимали, что за ними следят, но не могли знать, что именно начальник областного управления или республиканский министр сообщает в Москву. После расстрела Берии все изменилось. Госбезопасность подчинили партии. Партийный аппарат и сыграл решающую роль в борьбе за власть.
