Особо стояла проблема черноморских проливов. Лидер партии кадетов Милюков и ряд других политиков объявляли, что историческая миссия России — овладеть Константинополем-Стамбулом, «поднять крест над св. Софией». Но правительство и генштаб выступали против такой идеи. Доказывали, что Стамбул — перекресток международных противоречий, присоединение проливов возбудит против России всю Европу, но никакой практической выгоды не даст: проливы в любой момент можно блокировать со Средиземного моря. Другой вопрос — добиться их открытия для русских судов. Во время балканских войн, когда Турция перекрыла проливы, Россия понесла колоссальные убытки. Николай II выдвигал компромиссное предложение, предоставить Стамбулу предоставить статус «свободного города» со свободным проходом судов через проливы.
Но войну еще предстояло завершить. А она для всех участников оказалась совершенно не такой, как ожидали. Применение нового вооружения, техники, изменили характер боевых действий. Испытанные приемы не срабатывали, а новые решения приносили вдруг успех. Крепости, которые должны были держаться годами, брались в считанные дни. Зато обычные окопы и траншеи взять не получалось. Все без исключения державы планировали скоротечную войну. Сошлись в решающем сражении — и все. Но война стала затяжной. Потери получались такими, каких не могли предвидеть даже крайние пессимисты.
Во всех армиях повыбивало кадровые части, именно они начинали войну. Французы, желавшие обойтись вообще без резервистов, теперь были рады и запасникам, но их не хватало. Набирали солдат в Африке, Вьетнаме. В Англии вербовали добровольцев, и их было много, англичане до сих пор считали войну чуть ли не видом спорта. Но у них не существовало срочной службы, новобранцы были абсолютно необученными. А колониальные британские части отвлекли турки, их стали направлять не в Европу, а для прикрытия своих владений в Египте, Кувейте, нефтяных концессий в Иране. Дополнительные призывы проводили и немцы, австрийцы, турки.
России эта беда тоже коснулась. Призывали запасников, они забыли службу, учились по старым методикам. А ратники ополчения вообще впервые становились в строй. Когда пополнения прибывали в кадровые части, солдаты довольно быстро подтягивались к опытным товарищам. Но новые полки и дивизии, второочередные и ополченские, были гораздо слабее кадровых. Со временем учились, начинали действовать вполне успешно. Но ведь это со временем, а сперва воевали хуже, да и потери несли куда большие, чем умелые бойцы.
Остро сказывались и потери офицеров. Не обязательно убитыми. В российской армии за всю войну погибло 8,3 % офицеров и выбыло по ранению или болезни около 20 %. Но ведь и тех, кто покинул строй на время, был ранен, требовалось заменить. Офицеры нужны были и для формирующихся частей. Брали офицеров запаса, в лучшем случае старшего возраста, в худшем — уволенных когда-то из-за их непригодности или неумелых интеллигентов, получивших офицерский чин с дипломом (военных кафедр в то время не существовало). Но и таких не хватало. В декабре мобилизовали некоторые категории студентов. Их и отличившихся солдат, имевших необходимое образование (4 класса гимназии, реального училища или семинарии), направляли на ускоренные курсы училищ, в школы прапорщиков. А с унтер-офицерами допустило грубый просчет военное министерство. Их учет в запасе вели скопом, вместе с рядовыми. В начале войны и призвали скопом, как «нижних чинов». В войсках они оказались в избытке, многие как рядовые солдаты. А потом их стало не хватать. Пришлось создавать унтер-офицерские школы и курсы.
Возникли трудности и со снаряжением. В боях и походах рвалось обмундирование, сапоги. Добавилось легкомыслие новобранцев. Среди них пошло настоящее поветрие — пока эшелоны тащились до фронта, они продавали или меняли на спиртное сапоги, шинели. Все равно на фронте дадут новые, босиком в бой не пошлют. Но новых уже не хватало. Председатель Думы Родзянко, узнав о проблеме, предложил привлечь к снабжению войск земства — они могли организовать на местах мастерские, привлечь кустарей. Верховный Главнокомандующий охотно согласился. Действительно, с помощью земств кризис с обувью и одеждой быстро преодолели. А во Всероссийском Земском Союзе помощи больным и раненым последняя часть названия сама собой затерлась, он начал расширять сферу деятельности.
Но во всех странах обозначился другой, куда более опасный кризис. К затяжной войне не готовился никто, ни немцы, ни французы, ни русские. А она требовала оружия, боеприпасов. Создать заранее безграничные запасы снарядов было вообще невозможно. Артиллерийские пороха и запальные трубки не подлежали длительному хранению. Пройдет какой-то срок, и куда их девать? Заготовить излишки боеприпасов могли только те государства, которые заведомо собирались воевать летом 1914 г. Немцы и в самом деле попытались это сделать. Они взяли за основу цифры расхода боеприпасов в русско-японской войне и к 1914 г. заготовили по 1500 снарядов на орудие (у французов — 1300, у русских 1000–1200). А патронов по 3 тыс. на винтовку (у русских — 1 тыс.) Но когда начались бои, все военные ведомства с ужасом обнаружили, что расход боеприпасов гораздо выше, чем они рассчитывали.
Во Франции острый дефицит выявился в сентябре. Военный министр Мильеран вызвал промышленника Рено и поставил ему задачу — срочно наладить широкий выпуск снарядов. В общем-то французам и англичанам помогло то, что они торговали оружием по всему миру. Правительства привлекли промышленников, те охотно согласились наращивать производство. Еще бы не согласиться: они и цены задрали соответствующие. Начали перепрофилировать заводы, выпускавшие другую продукцию. Дополнительно размещали заказы в США и других нейтральных странах.
Хуже всего приходилось немцам. Хотя и заготовили больше всех, но уже в сентябре, в боях на Эне, в войсках не хватало патронов. В октябре из-за отсутствия снарядов прекратили штурм Вердена. «Толстые Берты» решили временно не использовать, они потребляли слишком много пороха. А его не было вообще. Нитратов, необходимых для его производства, запасли всего на 6 месяцев. Они были импортными, завозились из Латинской Америки. Англичане пресекли коммуникации через Атлантику — и все. Кстати, наша разведка знала о состоянии с нитратами, и как раз на этом строил расчеты русский генштаб. Нужно ли планировать более долгую войну, если через полгода противнику будет нечем стрелять? У немцев было плохо и с винтовками. Для новых соединений их забирали у флота, тыловых частей, вооружали солдат трофейными ружьями, французскими, бельгийскими, русскими. Но все равно не хватало. В дивизиях скапливались по тысяче и больше безоружных новобранцев, ждали когда убьют или ранят товарищей.
Германия предпринимала экстренные меры, чтобы спасти положение. О поставках высококачественной железной руды для производства оружия договорилась со Швецией. Другие виды сырье закупали через Швейцарию, Италию, Румынию. При военном министерстве был создан «отдел военного сырья», он стал штабом, куда вошли крупные промышленники. С порохом армию спас флот, отдал ей все запасы, 2000 т. Германский флот предусмотрел и длительную войну (ведь если разгромить англичан, предстояло еще драться за их колонии с американцами, японцами). Заводы, осуществлявшие поставки для флота, были обязаны подготовиться увеличить выпуск продукции во время войны. Эти заводы стали базой для развертывания остальной промышленности. А немецкие ученые совершили открытие — нашли способ получать азот из воздуха. Теперь порох можно было производить без импортных нитратов. Но ситуация выправлялась далеко не сразу. Пороха, полученного от моряков, хватило лишь на пару месяцев. В декабре в германской армии выделялось по 30–50 артиллерийских выстрелов в день на дивизию. А в январе из-за нехватки снарядов немцы вообще не могли отвечать на огонь противника.
