Германия реорганизовала командование союзным флотом, на турецкие линкоры назначили по два капитана, турка и немца, капитанами остальных кораблей стали немцы. Чтобы избежать утечки информации, Сушон вывел флот в море и лишь там 27 октября отдал боевой приказ. Корабли разбивались на отряды. На Одессу направлялись крейсер «Меджидие», минный заградитель «Самсун» и 2 эсминца. «Пейк» должен был рвануть важный кабель Севастополь — Варна. На Севастополь нацеливались «Гебен», минный заградитель «Нилуфер» и 2 эсминца, на Южный берег Крыма — «Гамидие» с эсминцами, на Керчь и Новороссийск — «Бреслау» и «Берк». Все отряды должны были выйти к своим целям 29 октября к 6.00 утра и нанести удары одновременно. Атаковать все важнейшие русские порты.
А наш флот уже три месяца пребывал в напряженном ожидании. Тревожные сигналы поступали изо дня в день, но ничего не случалось. Это притупило бдительность. Адмирал Эбергард держал свои линкоры в Севастополе, в едином кулаке — с одним или двумя из них «Гебен» легко справился бы. Дивизия эсминцев ушла в Евпаторию на учебные стрельбы. В Одессе находились канонерские лодки «Донец», «Кубанец» и минный заградитель «Бештау». В Очакове — заградитель «Дунай», в Батуме — заградитель «Духтау». А из Ставки приказали помочь — в Ялте отстал батальон 62-й дивизии, отправляемой на фронт, его нужно было побыстрее перевезти в Севастополь, к железной дороге. Следовало бы выделить транспорт, но его пока загрузят углем, пока подготовят. Чтобы ускорить дело, Эбергард послал минный заградитель «Прут», стоявший под парами.
28 октября линкоры выходили в море, но от купеческого судна поступило сообщение — в море видели «Гебен». Корабли получили команду вернуться на базу. Ведь положение оставалось непонятным, все еще требовалось не поддаваться на провокации. В море остались бригада тральщиков и дозорный дивизион эсминцев — «Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий». А вечером пришла телеграмма от Янушкевича: «По полученным сведениям Турция решила объявить войну не позднее 24 часов». Эбергард послал приказы минной дивизии в Евпаторию, «Пруту» в Ялту — идти в Севастополь. Ночью доложили с наблюдательного пункта на мысе Сарыч: замечен прожектор большого судна. Подумали, что это возвращается «Прут». В 5.58 сообщили с мыса Лукулл: приближается корабль. А вскоре однозначно уточнили: «Вижу «Гебен» в 35 кабельтовых…»
И тотчас последовал залп пяти гигантских орудий, за ним следующие. Снаряды падали в бухту, рвались в городе. Один попал в Морской госпиталь, другой на Корабельную слободку, зажег домишки бедноты. Бригада тральщиков спешно уходила с моря под прикрытие берега. А из кораблей, находившихся в гавани, «Гебену» начал отвечать старый, доживающий свой век на приколе «Георгий Победоносец». Остальные растерялись, ждали приказа, либо стояли так, что не могли стрелять. Вступили в бой и батареи береговой обороны. На батарею № 16 имени генерала Хрулева попал снаряд, вывел из строя орудие, вспыхнул пожар в пороховых погребах. Штабс-капитан Миронович увлек за собой солдат, бросился тушить пламя, и чудом предотвратил катастрофу.
Но положение оставалось критическим. На рейде стояли заградители с полными комплектами мин, достаточно было попадания в любой из них, чтобы взрыв потопил все ближайшие корабли, порушил порт и город. Спас ситуацию командир дозорного дивизиона эсминцев капитан II ранга Головизнин. Его «Лейтенант Пущин» ринулся в атаку, за ним «Живучий» и «Жаркий»… Это выглядело просто самоубийством. Три маленьких кораблика устаревшей постройки, стреляя из малокалиберных пушчонок, пошли на гигантский крейсер. Но Головизнин добился чего хотел, «Гебен» перестал бить по городу и порту, перенес огонь на него. Были попадания в кубрик, в рубку, дыра зияла под носовой трехдюймовкой, но развороченный и горящий миноносец продолжал идти на врага. Снаряды сбили его трубы, он замедлял ход. Все же пустил торпеду издалека, без шансов попасть. И «Гебен»… струсил. Испугался отчаянной атаки подбитого миноносца, а следом приближались еще два. Да и батареи береговой обороны оправились от неожиданности, их снаряды ложились все ближе. «Гебен» развернулся и стал уходить.
Самым обидным оказалось то, что вражеский корабль безнаказанно прогулялся… по минным заграждениям. Они имели систему централизованного электрического включения, и их обесточили — ждали возвращения «Прута». Офицер, ведавший главным рубильником, оказался тупым педантом, без приказа не включал. А пока в суматохе спохватились, «Гебен» уже сошел с минных полей. Ведь бой шел всего 25 минут. На «Лейтенанте Пущине» было 7 убитых и 11 раненых, на батарее Хрулева 6 убитых и 12 раненых, в Морском госпитале погибло 2 и было ранено 8 человек. Но дело этим не кончилось. Из Ялты шел практически беззащитный заградитель «Прут». По счастью, он не успел взять на борт злополучный батальон, и «Гебен» встретил его у мыса Фиолент. Вот такая добыча Сушона вполне устраивала, он потребовал от «Прута» сдаться. Его командир лейтенант Рогусский отказался. «Гебен» открыл огонь с дальней дистанции, ничем не рискуя, как по мишени. Разрывы вызвали пожар, а на борту «Прута» было 750 мин. Рогусский приказал команде спасаться, а сам остался на корабле и открыл кингстоны.
С ним остался и судовой священник, иеромонах Бугульминского монастыря о. Антоний (Смирнов). Моряки кричали ему, чтобы прыгал, предлагали место в шлюпке. Но часть шлюпок разбило при обстреле, люди гроздьями цеплялись за борта уцелевших, и о. Антоний не хотел отнимать у кого-то шанс на жизнь. Он успел надеть ризу, один стоял на палубе тонущего корабля, благословлял матросов, подняв Евангелие. Потом, исполняя долг до конца, пошел искать Рогусского для последней исповеди. «Прут» пошел на дно. Но наверное, молитва о. Антония дошла до Господа, никто из команды не утонул в студеной октябрьской воде. Никто не попал в плен. В это время к Севастополю подоспела минная дивизия и была послана навстречу «Пруту». А «Гебен», заметив эсминцы, предпочел удрать. Когда русские корабли подошли к месту трагедии, 300 моряков теснились в шлюпках, плавали в воде — и кричали «ура». В честь подвига своего капитана и священника…
Вражеский флот наделал бед и в Одессе. Здесь была потоплена канонерская лодка «Донец», повреждены канонерка «Кубанец», заградитель «Бештау», четыре гражданских парохода. Неприятельские снаряды попали в сахарный завод, трамвайную станцию, нефтяной резервуар. Береговая артиллерия в Одессе была слабой, но начала отвечать, было несколько попаданий в турецкие корабли, и они ушли. Крейсер «Гамидие» обстрелял Феодосию — абсолютно беззащитную и не имевшую никаких военных объектов. «Бреслау» и «Берк» потопили в Керченском проливе рыбачьи лодки и набросали мин, на них потом подорвались два парохода. А крейсера противника проследовали к Новороссийску и обстреляли его — сгорел хлебный амбар, сбило трубу цементного завода. При этом на берег в одиночку высадился турецкий офицер (видать, обкурившийся анаши) и потребовал сдать город. Его тут же арестовали, а корабли убрались.
В общем, никакого «Порт-Артура» у Сушона не получилось. Его флот только набезобразничал, не сумев нанести русским значительных потерь. Но это была уже не провокация, а настоящее нападение. Тем не менее даже в такой ситуации турки пытались водить за нос своих противников. Великий визирь пожелал встретиться с русским послом в Стамбуле, выражал «горькое сожаление» и сваливал вину на немцев — дескать, Турция здесь вообще ни при чем. Османский посол в Питере явился к Сазонову, заверял, что Стамбул готов начать переговоры о компенсациях за ущерб, может пообещать, что больше не будет. Сазонов даже теперь не отказывался от переговоров, но потребовал для начала удалить немцев из армии и флота. Иттихадистов это «почему-то» не устроило.
