Стрельбы почти не проводились, берегли снаряды и патроны. Они на складах приходили в негодность. А деньги на новые боеприпасы расхищали и списывали на проведенные стрельбы. Не хватало ружей, обмундирования, обуви. Их тоже разворовывали и сбывали налево. О шанцевом инструменте и речи не было. О полевой связи командиры не знали. А к армейским линиям подключалось много частных лиц. Захотелось помещику иметь телефон, а в соседний гарнизон тянут кабель — заплати, и пожалуйста. Железнодорожники за взятки отцепляли от эшелонов вагоны с военным имуществом, подцепляли грузы коммерсантов. В русском генштабе говорили: «Если Румыния выступит против нас, России потребуется 30 дивизий, чтобы ее разгромить. Если же Румыния выступит против Германии, нам также понадобится 30 дивизий, чтобы спасать ее от разгрома. Из чего же тут выбирать?»
В июне, когда армии Брусилова прорвали фронт, Алексеев обратился к союзникам: «Сейчас наступил момент, наиболее подходящий для вступления Румынии, и это единственный момент, когда вмешательство Румынии может быть интересно для России». Указывал, что противник в замешательстве, снимает отовсюду войска и перебрасывает против русских. В том числе, ослабил группировку на Балканах, вот тут бы и нажать: если Салоникский фронт перейдет в наступление с одной стороны, а румыны с другой, Австро-Венгрия рухнет.
Но Румыния глупо и нудно торговалась. Условия согласовывались и пересогласовывались. Вроде бы договорились. Русские пришлют в Добруджу экспедиционный корпус, не 200 тыс. штыков, но 50 тыс. Алексеев соглашался выделить. Вместе с румынами ударят с севера, Салоникский фронт с юга и выведут Болгарию из войны. И вдруг выяснилось, что Румыния вообще не собирается воевать с Болгарией! Ее король Фердинанд втихаря подписал с болгарским царем Фердинандом договор о нейтралитете, а всю армию хотел бросить на захват Трансильвании. Французы и англичане опешили — они будут жертвовать солдатами лишь для того, чтобы румыны удовлетворяли собственные аппетиты? Алексеев тоже разводил руками — зачем же посылать корпус в Добруджу? Впрочем, он был убежден, из наивных игр Бухареста ничего не выйдет. Болгария не забыла, что Румыния урвала ее земли в 1913 г. и не будет считаться ни с какими договорами. Да и вообще в августе вступление в войну румын потеряло для России всякий смысл. Наше наступление исчерпало свои возможности, совместные удары уже исключались. Новые союзники способны были принести лишь массу проблем. Пусть уж лучше остаются нейтральными.
Не тут-то было. Вопреки мнениям русской Ставки, Франция всячески обхаживала «латинскую сестру». А стратеги Бухареста руководствовались самой примитивной логикой. Ждали, пока русские посильнее измочалят Австро-Венгрию, чтобы прийти на готовенькое и хапнуть побольше. Соглашения достигли 18 августа. Западные союзники гарантировали румынам финансовую поддержку, боеприпасы, снаряжение, оружие — куда щедрее, чем нашей стране. После победы наобещали Трансильванию, Банат и даже Буковину (отвоеванную русскими). Ну а румынское правительство напоследок мелочно жульничало. Уже решившись воевать, подсуетилось быстренько продать австрийцам огромное количество продовольствия, сырья, военного имущества. А самим союзники дадут даром.
27 августа, завершив эти сделки, король Фердинанд объявил Австро-Венгрии войну (но не Германии и не Болгарии). Обратился к войскам с трескучим приказом: «Румынские солдаты! Я призвал вас, чтобы вы пронесли ваши знамена за пределы наших границ… Через века веков нация будет вас прославлять!» Для России это был самый неподходящий момент. После летних сражений войска были не готовы возобновлять бои. Тем не менее, договоренность выполнили. В Добруджу (полоса между Дунаем и Черным морем) был отправлен отдельный корпус Зайончковского. Точнее, его силы насчитывали почти 2 корпуса — ему придали еще 2 дивизии, кавалерийскую и Сербскую, сформированную из пленных славян. Но каково же было удивление нашего командования, когда обнаружилось, что сами румыны оставили в Добрудже всего… 1 дивизию. Упрямо действовали именно так, как задумали. Понадеялись на свой договор с Болгарией и на русских. А все войска двинули на перевалы Трансильванских Альп (Южных Карпат), занимать австрийские территории. Армиям Юго-Западного фронта Брусилова пришлось возобновлять атаки — в поддержку румын.
В Берлине эти события вызвали панику, Вильгельм сокрушенно заявил: «Война проиграна!» На Западе колоссальные потери, на Востоке жмут русские, и возник еще один фронт, чем его прикрыть? Окружение кое-как подбадривало кайзера. Надо было подбодрить и армию, и народ, срочно требовались «спасители отечества». Фалькенгайн, перемоловший под Верденом куда больше своих солдат, чем французских, был снят. Начальником генштаба назначили Гинденбурга. Разумеется он занял пост в неразлучной паре с Людендорфом, ему придумали новую должность первого генерал-квартирмейстера. Войскам объявили, что отныне все переменится, боевыми действиями будет руководить лично кайзер. Им наврали. Дело обстояло с точностью до наоборот.
Вильгельм совсем приуныл, и политические «серые кардиналы», тузы промышленности, банкиры, добились от него, чтобы он дал Гинденбургу и Людендорфу диктаторские полномочия. Страна окончательно милитаризовывалась, диктаторам подчинялись все органы управления и гражданские структуры. Кайзеру в утешение навесили титул «главнокомандующего всеми силами союзных держав», а Гинденбург и Людендорф принялись распоряжаться от его имени. Первое, что они сделали — прекратили самоубийственные атаки под Верденом. Высвобождались контингенты, еще уцелевшие в этой месиловке. Чтобы поднять дух немцев и их союзников, позарез была нужна крупная победа. Было необходимо продовольствие, сырье. Но все это имелось в Румынии! Парижские и бухарестские политики, втянувшие ее в войну, подарили Германии возможность поправить дела. Гинденбург издал приказ — удерживать позиции на Западе, Востоке, в Италии, а все наличные силы собирать против Румынии.
У нее и без того война пошла не блестяще. Ясное дело, Болгария не стала соблюдать сепаратный договор. 4 сентября с ее территории самолеты начали бомбить Бухарест. Поднялся переполох среди столичных жителей, в правительстве. О такой угрозе никто даже не подумал. А 5 сентября Макензен предпринял атаку на Туртукай (Тутракан). Войск у него было еще мало, 1 германская и 2 болгарских дивизии, но румынские части побежали, бросили артиллерию. Было захвачено 200 орудий и 12 тыс. пленных.
Неприятель пытался наступать и в Добрудже — единственном участке, где граница Болгарии и Румынии проходила не по Дунаю, а посуху. Тут врага остановил корпус Зайончковского. Да и Макензен не напирал. Он хотел всего лишь отвлечь румын от продвижения в Австро-Венгрию. Куда там! Румынское командование не сняло ни одной дивизии для защиты своих южных границ. Оно лишь засыпало требованиями русских, пусть пришлют еще войска, и обратилось к французам, пусть надавят на русских. А само старалось захватить побольше земель. Но и это получалось туго. Румынская армия долго осаждала Германштадт — его обороняла лишь городская полиция. В других местах тоже останавливались при самом ничтожном сопротивлении. Тем временем австрийцы сумели перебросить и развернуть перед румынами хоть какие-то регулярные части, и наступление совсем заглохло.
Армии Брусилова продолжали атаки почти месяц. Они были ослаблены, в дивизиях насчитывалась половина штатного состава. Брусилов это понимал и не требовал от подчиненных невозможного. Предпринимались просто демонстрации, но они на месяц удержали австро-германские части, стоявшие против Юго-Западного фронта. Румынам обеспечили месячный «тайм-аут». Успехов добилась лишь 9-я армия Лечицкого. Перед ней австрийский фронт был совсем развален, и она углубилась в ущелья Восточных Карпат навстречу румынам. Преодолела хребты Обжна-Маре и Обжна-Фередэу, форсировала реки Сучаву, Молдову, Бистрицу. Но австрийцы укрепились на перевалах хребта Родна. Захватить их и спуститься в Трансильванию не удалось. Части 9-й армии остановились у Кирлибабы и Дорна-Ватры.
