В 1914 г. заговорщики Дмитровича с помощью несовершеннолетних юнцов из Боснии начали готовить покушение на австрийского наследника престола Франца-Фердинанда — поборника равноправия славян в Австро-Венгрии и одного из главных противников войны с Россией. Об этом узнал премьер Пашич, через сербского посланника в Вене предупредил австрийское правительство. Узнали и русские, тоже пытались предотвратить беду, передали в Австрию сообщение об опасности. Но от Франца-Фердинанда предостережения утаили. Он отправился с визитом в Боснию. В июне «Черная рука» произвела в Сербии переворот, заставила короля Петра передать власть сыну, принцу-регенту Александру — заговорщики надеялись, что он станет для них более удобным монархом. А в Сараево прозвучали выстрелы Гаврилы Принципа, сразившие Франца Фердинанда и его жену. Это было именно то, что требовалось всем сторонникам войны. И произошло именно в нужное время. В Вене шутили, что убийцам надо поставить памятник за такой «подарок». Когда Вильгельм II получил донесение о теракте, он на полях начертал: «Jetzt oder niemals» — «Теперь или никогда».
9. Началось…
Сараевские выстрелы наделали много шума в мире, но быстро отодвинулись на второй план — теракты случались и раньше. У всех государств были свои проблемы. Англичанам пришлось в июле подавлять междоусобицу в Ирландии. В Петербурге разразилась массовая забастовка, демонстрации рабочих и беспорядки. А все внимание Франции занимало сенсационное дело мадам Калло, жены министра финансов — за клевету на мужа она застрелила редактора газеты «Фигаро».
Но шли интенсивные консультации. Германские послы прощупывали позицию Англии, Италии. Весь правящий триумвират Турции разъехался вдруг с визитами: Джемаль в Париж, Талаат в Петербург, Энвер в Берлин. Но переговоры с Францией и Россией были лишь маскировкой, они еще не собирались воевать и ничего не могли предложить туркам. А немцев подразнили этими переговорами, чтобы были пощедрее, и в Берлине Энвер достиг нужного соглашения. В Петербург отправились и президент Франции Пуанкаре с премьером Вивиани. Когда им представили дипломатический корпус в России, Пуанкаре намекнул послу Австрии, что «у Сербии много друзей», а посла Сербии успокоил — дескать, может и обойдется.
Нет, не обошлось. В Берлине и Вене кипела тайная работа. Вырабатывали ультиматум Сербии — такой, чтобы она не могла принять. Австрийский император Франц Иосиф писал Вильгельму II: «Нужно, чтобы Сербия, которая является нынче главным двигателем панславянской политики, была уничтожена». Вильгельм полностью соглашался, поучал: «Надо покрепче наступить на ноги всей этой славянской сволочи». Текст ультиматума утвердили 14 июля, но вручение задержали. 23 июля французская эскадра с президентом и премьер-министром отчалила из Петербурга. С русским правительством расстались, а до Франции ее руководству еще предстояло добраться. И тогда-то ультиматум был предъявлен.
От Сербии требовали чистки офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде, ареста подозреваемых в содействии терроризму. Один из пунктов требовал допустить австрийцев к расследованию на сербской территории и к наказанию виновных. Принять этот пункт Сербия никак не могла. Официально — он нарушал суверенитет страны. Но премьер Пашич знал и другое: если даже дать согласие, австрийцы виновных найдут. Террористы были арестованы, от них следы вели к офицерам из «Черной руки». Вена все равно получит повод к войне, но Сербия окажется в еще более невыгодных условиях. А на ответ давалось всего 48 часов, дипломатическое урегулирование заведомо исключалось.
Принц-регент Александр воззвал к Николаю II, прося защиты. Царь заверил его: «Пока остается хоть малейшая надежда на избежание кровопролития, все мои усилию будут направлены к этой цели», но в любом случае Россия «не окажется равнодушной к участи Сербии». Государь и англичане предложили вынести вопрос на международную конференцию. Франция и Италия согласились, Германия отказалась. 25 июля, не дожидаясь сербского ответа на ультиматум, она начала скрытую мобилизацию — без официального ее объявления рассылались повестки резервистам. Флоту, находившемуся в Норвежском море, кайзер приказал возвращаться на базы — он намеревался бросить все корабли на Балтику, против России.
А 26 июля, когда ни одна из держав Антанты еще не приступала к военным приготовлениям, германское правительство заблаговременно утвердило ультиматум… нейтральной Бельгии. Дескать, Германия, получила «надежную информацию», будто Франция намерена напасть на нее через Бельгию. А поскольку бельгийская армия не сумеет остановить французов, Германия вынуждена «в целях самосохранения» ввести в Бельгию войска. Если она согласится, немцы обещают после войны уйти с ее территории и возместить убытки. А если откажется, «будет считаться врагом» Германии.
Тем временем сербский премьер Пашич проявил чудеса дипломатического искусства, составляя ответ. Он принял все пункты, кроме одного. Вместо разрешения австрийцам вести расследование в Сербии предлагал передать вопрос Гаагскому международному трибуналу, заранее обещая подчиниться его решениям. Но для Австрии было достаточно хоть какого-нибудь формального несогласия. 26 июля она разорвала отношения с Сербией.
Николай II реагировал очень осторожно, чтобы не спровоцировать столкновение. 26 июля царь согласился на подготовительные мероприятия к мобилизации — но не саму мобилизацию. Он пытался использовать свою, как он считал, личную дружбу с «кузеном Вилли». Одну за другой слал ему телеграммы, умоляя помешать австрийцам «зайти слишком далеко». Но Вильгельм воспринимал миролюбие царя как доказательство его слабости. А на предупреждениях российского МИД, что наша страна не оставит Сербию на растерзание оставил заметки на полях, «Что ж, валяйте», «Это как раз то, что нужно!»
Конечно, достаточно было одного намека из Берлина, чтобы Австро-Венгрия склонилась к примирению, но шли совершенно другие инструкции. Мольтке требовал от австрийцев: «Отвергните мирные предложения Великобритании. Европейская война — это единственный шанс на спасение Австро-Венгрии. Поддержка Германии вам абсолютно обеспечена». А канцлер Бетман-Гольвег, наоборот, просил, чтобы не отвергали мирных инициатив, а делали вид, будто собираются их рассмотреть, иначе «будет трудно возложить на Россию вину за пожар в Европе».
28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В Вене и Будапеште это вызвало общее ликование. Горожане заполонили улицы, пели песни, дамы засыпали цветами военных, которым предстояло побить проклятых сербов. Война воспринималась как недолгая и, без сомнения, победоносная прогулка. 29 июля на Белград посыпались снаряды с кораблей Дунайской флотилии и с батарей крепости Землин, расположенной на другом берегу Дуная.
В этот же день германскому послу в Брюсселе привезли пакет с ультиматумом для Бельгии. Но вскрыть его следовало позже, по особому указанию. А Франции и России Бетман-Гольвег направил угрожающие ноты. В Париж — что «военные приготовления, которые Франция собирается начать, вынуждают Германию объявить состояние угрозы войны». А нота в Петербург «очень серьезно уведомляла» — «если Россия будет продолжать свои военные приготовления, даже не приступая к мобилизации», эти меры «заставят нас мобилизоваться, и тогда едва ли удастся избежать европейской войны». Немцы в открытую задирали соседей.
