Как ни настаивал командарм на своем варианте, Конев категорически отверг его предложение. Между ними по этому поводу состоялся резкий телефонный разговор.
— Вторая часть твоего плана размагничивает людей, — говорил Конев, — и настраивает их на отступление. Это я утвердить не могу.
— Иван Степанович, эта ошибка может нам дорого стоить.
— Война требует жертв. Не уговаривай, утверждать не буду.
— Противник во всех отношениях еще сильнее нас. Надо правде смотреть в глаза. Инициатива пока за ним, и, когда очевидно поражение, организованный отвод войск — единственный разумный выход.
— Только жесткая оборона может спасти нас от поражения, — настаивал на своем Конев.
— Жаль, что мы ничему не научились. Я подчинюсь. Мне тоже хочется, чтобы я оказался неправ.
К концу сентября в штаб 16-й армии прибыл командарм 19-й — генерал Лукин. На поляне среди пожелтевшего леса и пожухлой травы из свежих берез была сооружена сцена, и на ней выступали московские артисты. Мужской хор из пары десятков мужчин разбудил лесную тишину.
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Находясь в сторонке вместе с Лукиным, Рокоссовский исподволь наблюдал за суровыми и напряженными лицами солдат я командиров, слушающих эту святую для всех песню. О чем они теперь думают? На что надеются каждый в отдельности и все вместе? Думают ли о том, что, может быть, завтра не будет кого-то в живых? Он прислонился плечом к березе и думал, что слова и музыка песни обладают каким-то волшебством и заряжают его душу оптимизмом и верой в победу.
После хоровых песен баянист, наклонившись к мехам, отчаянно заиграл плясовую. В такт музыке дробно застучали пять пар ног. Парни перед девушками извивались, прыгали вокруг вприсядку, а те кружились, с вызывающей улыбкой вздрагивали, и снова вихрь танца носил их по неровной сцене. Ноги их обнажились выше колен, и видны были кружева панталон.
Солдаты аплодировали, переговариваясь между собой, и улыбались так, что уши уходили к затылку.
— Песни и танцы — это хорошо, — сказал Рокоссовский, удаляясь с Лукиным в лес. — В данный момент мне не нравится затишье на немецкой стороне. Не перед бурей ли это, как ты думаешь?
— Да, меня тоже это волнует, — ответил Лукин, прихрамывая.
На следующий день оба командарма провели по отдельности силовую разведку. Пленные фашисты показали, что в тылу на ярцевском направлении появились новые танковые и моторизованные части. В связи с этим генералы приняли меры по усилению войск, прикрывающих главную магистраль Вязьма — Смоленск.
Глава пятая
1
Вечером 5-го октября пошел холодный осенний дождь. Он не переставал несколько дней подряд и с шумом заливал оборонительные позиции. Все вокруг заполнила серая застоявшаяся мгла. Солдаты ежились от сырости. Командарм проверял прочность обороны на шоссе Смоленск — Вязьма. В зеленой накидке с капюшоном он обходил одну траншею за другой. Он подошел к солдату, укрывшемуся плащом.
— Вы же так ничего не видите?
— Зато слышу, как немцы начинают болтать! — ответил резко солдат, не поворачивая головы.
— Товарищ солдат! — повысил голос командир полка, сопровождавший командарма. — Кто вы такой?
— Рокоссовец я, — буркнул солдат.
Генерал улыбнулся и направил бинокль на немецкие окопы.
— Я фамилию вашу спрашиваю.
— А кто ты такой, чтоб я тебе свою фамилию выкладывал?
Командир полка от такой дерзости солдата готов был взорваться, но успокаивающий жест Рокоссовского остудил его пыл.
— С вами разговаривает командующий армией, — сказал, сжимая губы, майор.
— Кто? — произнес солдат из-под плаща. Он небрежно снял капюшон и вдруг подскочил, словно его ошпарили кипятком. — Виноват!
— Не надо кричать, рокоссовец, противник услышит, — усмехнулся генерал и, нагнувшись, пошел дальше по траншее.
Рокоссовский всегда ходил по передовой без свиты. Он любил сам наблюдать, общаться с солдатами, узнавать их настроение. Собственное мнение о противнике, о состоянии морального духа своих войск для него было очень важным, особенно перед принятием решения.
Ночью, находясь на переднем крае, со стороны противника командарм слышал гул моторов и лязг гусениц. Рано утром он прибыл на КП, который располагался в восьми километрах от переднего края, и срочно собрал командование.
— Я уверен, противник вот-вот начнет наступление, — говорил Рокоссовский. Он повернулся к начальнику штаба. — Чем мы можем усилить центральную часть фронта?
— У нас в резерве только один полк.
— Пошли туда хотя бы один батальон и пять противотанковых пушек.
— К вечеру они будут там.
— А что артиллерия? — командарм посмотрел на Казакова.
— Для стрельбы прямой наводкой у меня больше артиллерии нет, — ответил тот. — Я прикрою это направление тяжелой артиллерией.
— И это дело, — сказал Рокоссовский.
На пороге землянки появился заместитель начальника штаба армии.
— Товарищ командующий, вам телеграмма.
Командарм развернул ее и зачитал вслух:
«Немедленно передать участок генералу Ершакову, а самому со штабом 16-й армии прибыть в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова. В районе Вязьмы получите пять стрелковых дивизий со средствами усиления. Командующий Западным фронтом Конев».
— Уходить в такое время из войск? Уму непостижимо! — воскликнул Малинин.
— Может, это немцы дали такую телеграмму, подключившись к нашей связи? — с недоумением произнес Лобачев.
— Михаил Сергеевич, готовь телеграмму. Пусть подтвердят приказ в письменном виде за подписью Конева, — решительно заявил Рокоссовский.
— И за подписью члена Военного Совета, — добавил Лобачев. — Нас что, разыгрывают? Но сегодня же не первое апреля!
Ночью летчик доставил аналогичное распоряжение за подписью Конева и члена Военного Совета Булганина.
Передав армию Ершакову, штаб Рокоссовского направился к новому месту войны.
2
Чем дальше уходил Рокоссовский со своим штабом от позиций 16-й армии, тем тревожнее становилось на душе. На оборонительном рубеже восточнее Ярцева они не увидели в окопах ни одного человека. Что здесь произошло, никто не знал. По дороге в панике убегали люди в сторону Москвы. Высланные вперед разведчики в районе Вязьмы не обнаружили никаких войск. Командарма мучил вопрос: где находятся дивизии, обещанные в приказе Конева?..
В перелеске, километрах в десяти северо-восточнее Вязьмы, они нашли КП.
