Заключение советско-германского договора о ненападении в ночь с 23 на 24 августа 1939 г. Гитлер счел выдающимся дипломатическим успехом. Именно тогда Гитлер назвал Риббентропа «новым Бисмарком».
Просчет Риббентропа
В эти дни Риббентроп не исключал возможности «нового Мюнхена». 25 августа Риббентроп, по его словам, предложил Гитлеру «еще раз предпринять попытку в отношении Англии». Одновременно он попросил Гитлера отменить приказ о начале нападения на Польшу 26 августа 1939 года в 4 часа 30 минут утра. Приказ был аннулирован за несколько часов до начала военных действий.
Ситуация во многом напомнила ту, что существовала перед заключением Мюнхенского соглашения. Вооруженные силы Германии были приведены в состояние полной боевой готовности. Запад явно не желал воевать. СССР был нейтрализован. (Правда, если в ходе кризиса из-за Судет, чехословацкое правительство лишь под давлением Запада отказалось от советской помощи, то в 1939 году правительство Польши пренебрегло советами стран Запада и вопреки им и здравому смыслу добровольно отказалась пропустить советские войска для отражения немецкого нападения на польско-германской границе. Если в ходе судетского кризиса западные державы угрожали войной против СССР вместе с Германией в случае, если бы он стал помогать Чехословакии, то в 1939 году Англия и Франция стремились столкнуть СССР и Германию в смертельной схватке, а сами остаться в стороне.)
Отличия же от кризиса осенью 1938 года были в пользу Гитлера. На сей раз генералы не были готовы свергнуть Гитлера в случае начала военных действий. Среди заговорщиков лишь шли разговоры о том, чтобы выступить в случае, если военные действия примут неблагоприятный для Германии характер.
Теперь после мюнхенского успеха, а затем – захвата Чехии, правительство рейха было уверено в повторении недавних достижений. Как и несколько месяцев назад, Данциг и экстерриториальная дорога служили лишь удобным предлогом для гораздо бо́льших захватов в Польше. Те земли, которые вошли в состав Польши по Версальскому миру, и на которых проживало около 1 миллиона немцев, могли быть захвачены рейхом. Становилось вероятным и превращение остальной Польши в такой же протекторат, каким стала после 15 марта 1939 года Чехия.
Задача гитлеровской дипломатии состояла в том, чтобы убедить страны Запада в необходимости еще раз капитулировать и согласиться с немецкими захватами польских земель. Как это было в 1938 г. с Чехословакией, эта капитуляция должна была сопровождаться давлением Англии и Франции на Польшу. В случае же, если бы Польша отказалась подчиниться такому давлению, Германия могла бы смело начать военные действия, зная, что западные страны, которые уговаривали Польшу принять немецкие требования, не вступятся за нее. Даже после начала военных действий Германия могла вновь предложить Западу сделку, которая могла бы постфактум признать ее поглощение Польши. В любом случае невмешательство Запада в германо-польский конфликт казалось вероятным.
Исходя из этих соображений, германская дипломатия в последние дни августа предпринимала шаги для того, чтобы убедить западные державы оказать давление на Польшу и заставить ее пойти на уступки. Пытаясь оправдать проводившуюся им политику, Риббентроп в Нюрнбергской тюрьме старался доказать, что не он и Гитлер, а правительства Англии и Польши своими действиями внесли решающий вклад в развязывание войны. Риббентроп вспоминал, что 25 августа Гитлер встретился с английским послом Гендерсоном и объявил ему о готовности заключить договор о взаимной помощи между Германией и Великобританией «после урегулирования германо-польского вопроса». Гендерсон вылетел в Лондон с этим предложением Гитлера.
С 25 по 28 августа британское правительство обсуждало предложения Гитлера. 28 августа Лондон запросил Варшаву: уполномочивает ли она сообщить германскому правительству, что Польша готова немедленно вступить в прямые переговоры с Германией. Казалось, все шло по мюнхенскому сценарию.
В своих воспоминаниях Риббентроп писал: «Переданный Гитлеру меморандум британского правительства содержал следующую констатацию: «Правительство Его Величества уже получило окончательное заверение польского правительства, что последнее готово на этой основе вступить в обсуждение данного вопроса». Однако Риббентроп указывал на то, что «в опубликованной после начала войны британским правительством «Голубой книге» бросается в глаза отсутствие этого упомянутого заверения польского правительства. Поскольку запрос был сделан в 14 часов, а Гендерсон вылетел из Лондона в 17 часов, оно должно было поступить в Лондон именно в этот промежуток времени. До сих пор сохраняемый в тайне дословный текст ответа польского правительства имеет решающее значение для оценки дальнейшего развития событий».
Указывая на то, что «эти важные документы отсутствуют», Риббентроп утверждал: «Этот бросающийся в глаза факт можно объяснить только тем, что польское правительство ясного «да» как раз и не сказало, т. е. такого «да», которое и практически тоже означает немедленные переговоры, а не то пресловутое «да» дипломатов, которое представляет лишь замаскированную перифразу «нет». Польская позиция 30 и 31 августа оправдывает предположение, что Польша вопреки утверждению британского меморандума от 28 августа за действительное начало немедленных прямых переговоров не высказалось». Видимо, памятуя о недавних событиях, польское правительство не спешило идти на переговоры, которые подозрительно напоминали те, что привели к захватам Судет, остальной Чехии и Клайпеды.
Риббентроп вспоминал: «Поздним вечером 28 августа, в 22 час. 30 мин., посол Гендерсон передал меморандум британского правительства Адольфу Гитлеру. Обращало на себя внимание, что в этом документе предложение о заключении германо-английского пакта о взаимопомощи затрагивалось совершенно бегло. С другой стороны, примечательно, что британское правительство было согласно с Гитлером в том, что и оно тоже видело одну из главных опасностей возникшей между Германией и Польшей ситуации в сообщениях об обращении с меньшинствами. (Речь шла о преследованиях немцев, проживавших в Польше. – Прим. авт.) В третьем абзаце меморандума английское правительство указывало на то, что всё зависит от способа решения существующих между Германией и Польшей спорных вопросов, а также от метода, который будет применен… Британское правительство… заявляло, что, по его мнению, в качестве следующего шага между германским и польским правительствами должны быть начаты прямые переговоры, отвечающие вышеназванным принципам. Британское правительство надеется, говорилось в меморандуме, что германское правительство со своей стороны тоже будет готово согласиться на такую процедуру». Ничто в ответе английского правительства не свидетельствовало о готовности дать решительный отпор германскому давлению на Польшу.
В присутствии Риббентропа Гендерсон передал меморандум британского правительства Гитлеру. Риббентроп, по его словам, «напомнил, что Чемберлен в свое время сказал, что его «самое горячее желание» – достигнуть взаимопонимания с Германией». Министр уверял, что его «реплика способствовала ослаблению напряженной атмосферы, и, в конце концов, фюрер сказал, что изучит ноту».