Еще мегаважная часть подготовки – умение засекать время по песням. «I’m Afraid of Americans» Дэвида Боуи дает ровно пять минут рваных пауэр-аккордов. «One on One» Кита Суэта – тягучая песня (5:01) идеально подходит для танцующих слоников, стриптизеров, перекачанных настолько, что они даже не танцуют на сцене, а тупо играют мышцой. Шаг, поза, шаг. Зацените бицухи, а теперь банки.
Не дать коню подняться можно, считая оставшиеся до конца песни секунды. Назовите любую композицию, и я скажу точно, сколько она длится. Да не то время, что указано на вкладыше из коробки с диском, а то, которое видит у себя в будке звукач. Все знают дигвидовский ремикс «Slave to Love» Брайана Ферри; на вкладыше написано: четыре минуты тридцать одна секунда, но песня-то длится четыре минуты двадцать четыре секунды. Если танцовщик ленивый и не проверил время, то песня закончится, а он еще будет барахтаться по пояс в пьяных девках.
Можно трясти хозяйством под чумовой микс «Андерворлда» «Mo Move», шесть минут пятьдесят две секунды, и это будет искусством. Но если музыка смолкла, и пусть прошел всего один момент тишины, а ты по-прежнему демонстрируешь бритые наголо драгоценности незнакомым дамам – это уже домогательство.
Вот вам еще один скользкий момент. Не спрашивайте, откуда я знаю.
Тишина. Зажглись огни, означающие конец выступления. Яркие огни. Золушка оборачивается ухмыляющимся, голым, лощеным парнем и трясет членом у тебя перед носом, над водянистым «белым русским» за десять баксов.
В инструктаже сказано: выходя на сцену, Мистер Щеголь дарит розы девушкам в передних рядах. Танцует под клубный микс Джои Негро «Fascinated» (отвязная песня длиной в три минуты сорок две секунды), затем переходит к краю сцены и танцует под более короткую и заводную песню, чтобы выманить у зрительниц деньги. Работает у края и в зале, на коленях у девок, зарабатывает чаевые; вне сцены, правда, недолго – почти перед самым выходом Полицейского.
То же повторяется на следующий вечер, в Спокане. Затем в Уэнатчи, Пендлтоне, Бойсе. Работа простая, с ней даже безмозглый и бессердечный паразит справится.
Мистеру Щеголю нравились деньги в трусах и номера телефонов. Номера, написанные на купюрах, на клочках салфеток, просунутых под резиночку черных стрингов.
Так до самого Солт-Лейк-Сити.
Не спрашивайте, откуда знаю, но есть такая болезнь – лимфедема Милроя. Это когда у человека не развиваются лимфатические узлы, и ступни вырастают размером с чемодан, а сами ноги – с древесные стволы. Есть еще циклопия, когда человек рождается без носа, и оба глаза у него в одной глазнице.
Соски у Мистера Щеголя были маленькие и бледно-розовые. Чтобы увеличить их и сделать ярче, он использовал увеличитель для губ. Средство продается в пузырьке с кисточкой, как лак для ногтей. Наносишь на соски, губы или головку члена, и они разбухают.
Плоский живот он сделал объемнее при помощи туши: нанес ее между кубиков и растушевал тряпочкой, чтобы не выглядело как сетка для игры в крестики-нолики.
Вынув синюю линзу из глаза и посмотрев в запотевшее зеркало в душевой мотеля, Мистер Щеголь сумел-таки разглядеть в отражении двадцатичетырехлетнего паренька. Но между Биллингсом, Грейт-Фолс, Ашлендом и Беллингемом, между выступлением Пожарного, одарившего всех лобковой вошью, и Солдатом с насморком, Мистер Щеголь чувствовал себя как выжатый лимон. В Солт-Лейк-Сити просоленные яйца болтались между ног мертвым грузом.
Мистер Щеголь вышел на сцену важной походкой, вынес розы. Не снимая смокинга, раздал цветы и уже потянулся к пуговицам плиссированной сорочки… Единственное, чем Солт-Лейк-Сити отличался от Карсон-Сити, Рино и Сакраменто, это тем, что когда смокинг был сорван, и Мистер Щеголь пошел танцевать под вторую песню – стараясь не ронять лобковые волосы в коктейли, глядя, как из кошельков и сумочек вылетают купюры, как девки строчат номера телефонов на старых чеках из банкоматов, – а потом упал на шпагат и вскочил в идеальном подъеме разгибом, глубоко вдохнул перед сальто, и кавер на «Stayin’ Alive» (4:02) проиграл уже две минуты тридцать шесть секунд… Тогда лица и напитки, денежные купюры – все поплыло перед глазами. Мистер Щеголь подцепил резинку стрингов большими пальцами и потянул вверх, готовясь прыгнуть, присел, оттолкнулся… Дальше не помню.
Если не поняли, то музыка типа закончилась, а я трясу пиписькой у вас перед носом. Как будто ничему не обучен.
Тормоз.
С раннего детства, сколько себя помню, у меня был синдром пустого взгляда. Это такая форма височной эпилепсии. Мама и папа говорят со мной, а я вдруг замираю. В глазах мутится, мышцы застывают. Слышу, как мама продолжает говорить со мной, требует внимания, щелкает пальцами перед носом, но не могу ответить. Целых полминуты – которые кажутся вечностью – получается только дышать.
Меня водили на МРТ и ЭКГ. На велике я мог кататься только по пустым улицам. Забирался на дерево, и тут же все начинало плыть перед глазами. Очухивался я уже на земле, и друзья спрашивали: ты как, цел? Во время школьной постановки поклонения волхвов младенцу Иисусу, Марии, Иосифу, шестерым пастухам, трем верблюдам, ангелу и другим двум волхвам пришлось ждать – как им показалось, наверное, год, – пока я, принесший ладан, не отомру. Мистер Роджерс шептал из-за кулис: «Благослови, ибо я принес тебе сей скромный дар… Я принес тебе это!»
Десять лет клоназепама, и я вроде как забыл о недуге.
Беда в том, что рецепт закончился, когда мы были в Карсон-Сити. Усталость тоже свое дело делает. Алкоголь, табачный дым, переутомление, громкие звуки – все это триггеры. В Солт-Лейк-Сити со мной случилось то, что называется тонико-клоническим припадком. То, что прежде люди называли большим эпилептическим припадком. Очнулся я в карете «скорой» под рев сирен. Санитар сунул пропитанные мочой купюры себе в бумажник и покачал головой.
– Мистер Щеголь, Мистер Щеголь…
Накрытого простыней, меня ремнями пристегнули к каталке. Пахло говном. Что случилось? Санитар сунул бумажник в задний карман брюк.
– Приятель, тебе лучше не знать…
К тому времени, как меня выписали из больницы, Одиннадцатый состав «Рыцарей» был уже в Прово, и к ним летел новый Мистер Щеголь. «Мотель-6», где мы останавливались накануне, задержал мой багаж.
Пока я лежал на койке, ко мне заглянула соцработник и сказала: человеческий мозг, мол, ничто, если бы не постоянный цикл электрической активности в нем. Она сказала: приступ – как взрыв статики, как буря в голове.
Я ответил: расскажите то, чего я не знаю, дамочка.
И она поведала о фокомелии: это когда ты рождаешься без предплечий, когда кисти рук растут прямо из плеч. Прежде этот врожденный дефект называли тюленьими ластами. Его связывают с приемом талидомида, однако болезнь существовала задолго до изобретения этого снотворного.
Поведала о сиреномелии: это когда рождаешься со сросшимися ногами – получается этакий рыбий хвост. Отсюда и название, сиреномелия, и, возможно, происхождение мифа о русалках.
