К ночи исполинский пенис уже возвышался над лагерем; его необрезанная – а как же иначе! – головка исчезала во тьме сумерек.
На глазах у многотысячной толпы голая секс-ведьма натянула лук. Пылающая стрела пронеслась по широкой дуге и точно вонзилась в головку. Мужики дружно сморщились. Огонь разошелся по бумажной плоти, точно какой-нибудь пламенеющий герпес. Затрещали петарды.
С визгом летели в небо свистящие фейерверки. Радуге показалось – да, скорей всего, показалось, – что визжат они уж больно по-человечески. Прислушиваться, впрочем, было уже поздно: толпа ревела и выла, танцуя вкруг пылающей письки.
Вот уже и сама толпа завизжала. К Радуге незаметно подошел Снайдли Виплэш.
Глядя на пламя, он произнес:
– Один из наших подрался с Людьми Грязи. Сказал, что звездочки и ножи у него стырили.
В ночном воздухе пахло жареным мясом – но не сильней, чем обычно. Мясо, дизтопливо, порох…
– Мы проголосовали, – ханжески произнес Снайдли. – Чувак проиграл. – По-прежнему глядя на пылающий хер, он добавил: – Не переживай, мы накачали его рогипнолом. Лошадиной дозой. Чувак ничего не почувствует.
На секунду Яркой Радуге показалось, что фест обречен: кругом демоны в крови и фекалиях, танцуют у огненной башни под аккомпанемент диких воплей. Это все травка, сказал он себе, просто травка. Наконец он снова увидел желаемое. Теперь головная боль – где раздобыть два фунта свежего говяжьего фарша.
Член отстрелялся в небо и завалился набок. Медленно упал. Постепенно от него остались угли, по которым поспешили прогуляться члены Мистического племени. Ветер крепчал, как и предсказывали метеорологи. Люди потянулись к палаткам. Предстояла еще одна ночь густой песчаной бури.
Даже самые ярые тусовщики – лагерь Гдетотам и Лаборатория прикладных наук кинетического ритуала – свернулись, опасаясь ураганного ветра. Завеса пыли стала такой плотной, что Радуга из своей палатки ничего не видел дальше лагеря Секс-Ведьм. Не видел огней Столовки. Луна и звезды в небе скрылись за песчаной пеленой.
Устроившись поудобнее в спальнике, он достал телефон и позвонил по единственному номеру, который знал на зубок.
– Дюймовочка? – обратился он к супруге по фестивальному имени. Во внешнем мире она предпочитала обычное, Слоан. Слоан Робертс. – Все хорошо?
– А у тебя? – спросила она в ответ.
Радуга устало произнес:
– У нас тут кое-что случилось, но мы разобрались.
– Лудлоу?
– Беспокоиться не о чем, – помедлив, сказал он.
Она ждала. Радуга прямо-таки слышал, как шевелятся у нее в голове мысли. Снаружи ревел набирающий силу ветер. Стирающий из памяти крики сожженного живьем убийцы. Радуга сам не понял, как произнес следующие слова.
Тишина затянулась надолго, сделалась глубже; Радуга, выждав еще немного, произнес:
– Как-то раз к нам в школу забрела собака. Я тогда в четвертом классе учился. Собака бегала по школе, все облизывала.
Больше в голову ничего не пришло.
Слоан-Дюймовочка, похоже, поняла его. Ответила:
– Забрел барашек в школу к нам, и дети веселились
[37]
.
Да, она поняла. Для него оставаться дома означало обречь детей на то же будущее. А здесь – колыбель лучшей цивилизации. Это не кризис среднего возраста, не временная мера; это осознанный выбор. Ищущий всегда приходит в пустыню, чтобы найти там великий ответ.
– Я тут подумал, – с надеждой в голосе произнес Радуга, – может, на следующий год все вместе, семьей приедем на фест?
Он уже почти спал.
Голосом сдержанным, тихим, но не лишенным сочувствия, жена сказала:
– Не будет больше никакого феста.
Такой ветер снаружи, а ее удивительно хорошо и четко слышно. Странно.
– Лудлоу? – позвала жена. Промурлыкала, дразня его: – Предлагаю сделку.
– Сделку? – эхом повторил он.
– Если вернешься домой, я перестану убивать твоих людей.
Яркая Радуга резко сел, сон как рукой сняло. Он ей ничего не говорил, у Лакомки не было номера Слоан. Ни у кого не было.
Она прошептала:
– Метательная звездочка, прямо в затылок человеку Грязи… Тебе это ни о чем не говорит?
Тут все живут под псевдонимами. Многие носят маски. Способна ли Слоан?.. Да, много лет назад она была перемазанной в грязи дикаркой. Когда они только познакомились, она выступала в шоу метателя ножей. Причем метателем была она. Но теперь Слоан – мамочка, которая возит детей после школы в футбольную секцию.
Голос в трубке спросил:
– Кто, по-твоему, рассказал твоей подружке из «ящика» про код «Мята»?
– Где Лиза и Бенни?
– С бабулей Робертс.
– Пока мамочка убивает тусовщиков?
Это она сегодня присматривалась к нему, одетая грустным клоуном. Она позволила казнить невиновного и танцевала среди фёрби и зомби, потных наряженных гуляк. Настоящее чудовище среди ложных.
По телу вдруг разлилась тяжесть. Радуге показалось, что он не в спальнике лежит, а в теплой ванне, из которой вытекает вода. Более не на плаву, Радуга ощущал тяжесть собственных костей и мяса. Неподъемной ноши, инертной массы мертвой плоти.
– Завтра, – приказным тоном произнес голос в трубке, – ты выдумаешь предлог и вернешься домой, иначе я убью еще одного. – После паузы, она добавила: – Тебе решать.
В трубке раздались гудки.
Ветер, ветер сводил людей с ума. В такую бурю не видно ни зги; Слоан может быть где угодно, хоть прямо рядом. Палаточный городок полон пьяных и обдолбанных детишек, а если верить сожженному ниндзя, Слоан сперла его арсенал. Она знала: Радуга не заявит в полицию, иначе тусовке конец. Конец навсегда, лишь потому, что он пренебрегает супружескими обязанностями. Если он не соберет палатку, умрут еще люди.
В лучшем случае он вернется домой к безжалостной убийце.
Кончик пальца скользнул в пупок, порылся там и выудил стомиллиграммовую таблетку люминала. Каждый день кто-то покидал палаточный городок, кто-то, наоборот, приезжал. Уследить за всеми попросту нереально. И каждый день будет по новому трупу. Радуга вообразил мертвыми Лакомку, Дитя Солнца, Тинки-Винки… А можно и не поддаться на угрозы. Рассказать кому следует, и Слоан схватят. Будут вам антикризисные меры.
Если по жмурику за ночь, итого выйдет еще семнадцать мертвых тусовщиков. Каждый год человек или два теряются в бурю. Пустыня поглощает их, словно жертву, подношение. Песчаные вихри прячут тела где-то посреди бесплодных равнин.
Построй. Сожги. Построй. Сожги. Сверши обряд и разрушь.
