– Леня, не волнуйся, меня взяли в заложники неизвестные люди. Они требуют за мое освобождение и за мою безопасность, чтобы ты выполнил их условия. – Она перевела дыхание и продолжила: – Они требуют, чтобы ты вместе с Андреем Сергеичем и следователем завтра же признал икону подлинной и вернул ее в иконостас храма. И чтобы больше никогда этот вопрос не поднимался…
Матушка Ольга опустила голову, потом снова подняла ее и, глядя прямо на нас, спокойно сказала:
– Не делай этого, Леня. Господь нас не оставит.
И сразу же за этими кадрами пошли другие – жуткие – кадры, эпизоды страшных пыток, смонтированные из всяких боевиков.
Отец Леонид выключил видак.
– Вот так, – устало и безнадежно сказал он.
Мы с Алешкой молчали, потрясенные тем, что увидели. Нам было страшно за матушку Ольгу. И за батюшку Леню.
Но недолго.
– Это ерунда, – небрежно сказал Алешка. – И папе звонить не надо.
– Почему? – Отец Леонид вскинул голову. – Это просто глупая шутка?
– Не шутка. А вы поставьте самоварчик, батюшка, – вдруг попросил Алешка. – Чайку попьем и все обсудим.
Я его понял – он хотел, чтобы отец Леонид немного успокоился за повседневным делом. А уж потом Алешка что-нибудь придумает. Если уже не придумал. Я в этом не сомневался. И у батюшки в потухших было глазах засветилась робкая надежда.
Он засуетился, пошел щипать лучину и раздувать самовар.
– Вот гады! – высказался Алешка, когда отец Леонид вышел в сени. – Ну они у меня!..
– Кто, Леха?
– Дим, неужели ты не догадался, где снимали тетю Олю на кассету? Не заметил ничего?
А ведь он прав! Белая материя – это да, это не примета, это в каждом доме найдется. Но ведь что-то знакомое и мне бросилось в глаза. Конечно, было страшно смотреть на экран, и это что-то ускользнуло от моего внимания. Не до того было…
Я, припоминая, зажмурился. Так сильно, что у меня под веками забегали разноцветные пятна.
Стоп! Меня осенило! Пятна! Цветные пятна на полу. От разноцветных стекол!
Алешка усмехнулся, когда я открыл глаза, и похвалил меня:
– Молодец, Дим!
– Звони папе, – сказал я.
– Не буду, – сказал он.
Я только хлопнул глазами.
– Во-первых, Дим, он ничего не успеет сделать. Пока он договорится с ОМОНом, пока они сюда приедут… Пока разберутся… И потом, сам знаешь, как они штурмуют. Всякое может быть, вдруг чего-нибудь не получится.
– А чего делать-то? – даже растерялся я. Но не Алешка.
– Соглашаться! Немедленно!
– Ты что? – И я не нашел ничего умнее, чем напомнить ему: – Лех, а как же «оружием должна быть истина»?
– Так и будет, Дим, – серьезно сказал Алешка. – Я тебе открою тайну. Я этих жуликов держу под колпаком и дергаю за веревочки. Я тебе потом все объясню, – заспешил он, потому что в горницу входил отец Леонид с самоваром.
Я коротко рассказал ему о нашем разговоре, о нашем мнении. А Лешка добавил:
– Дядь Лень, все будет в порядке. Соглашайтесь. У меня все схвачено.
Отец Леонид внимательно посмотрел на него, потом на меня. И сказал задумчиво:
– Какие-то вы странные, отроки. То ли очень современные, то ли совсем наоборот. Но я вам верю. – Он взял с комода бумажный листок. – Эта записка была в том же пакете, что и кассета. – И он протянул ее нам.
В ней было написано печатными буквами: «Если согласен, поповская твоя морда, то ровно в полночь звякни в колокол. А если не согласен, он по твоей попадье будет звонить, заупокойную».
– Вы ее не выбрасывайте, – сказал я. – Это улика.
– Ага, – сказал Алешка. – Она нам скоро пригодится. – И добавил такое, что я заволновался за его головку: – Когда кирпичи прокурору вернем.
– А куда тетя Оля ушла? – спросил я. – Кто ее последним видел?
– Батюшки! – хлопнул батюшка себя в лоб ладонью. – Растерялся я… Как же, как же… Она же к этим дамам собиралась, огурцы солить. Как их?.. Людмила одна, точно помню, а вот другая…
– Другая тоже Людмила, – подсказал Алешка. – Дим, сбегай к ним. Может, что-нибудь узнаешь.
Но я ничего не узнал. В доме Люсьены тоже были распахнуты все двери и окна. А сама она и ее верная подруга Люська вовсю дрыхли прямо на полу, возле накрытого стола.
И тут во мне проснулся доктор Ватсон. Я внимательно осмотрел комнату. Все здесь было в порядке. Но чего-то не хватало на столе. И я никак не мог понять – чего именно.
Так… Посреди стола – ваза с салатом. Рядом с ней тарелка с нарезанной колбасой. Еще одна ваза – в ней яблоки и два банана. Пепельница с окурками, фильтры которых окрашены в ярко-красный цвет. Ну, это понятно – губная помада наших блондинок.
Дальше. Три тарелки с остатками пищи. Три вилки. Три бокала с остатками вина.
Стоп! Бокалы есть, а вот бутылки нет!
Я заглянул под стол – нет, прошел на кухню – нет. Посмотрел под окнами – боевая Люська вполне могла зашвырнуть пустую бутылку в огород – и там нигде нет. Все ясно!
Выбрав на кухне подходящий пакет, я осторожно, с помощью бумажных салфеток, уложил в него бокалы. Потом попробовал разбудить блондинок – безрезультатно. Они уютно посапывали носами и не собирались просыпаться. Только Люська вдруг тихонько и задушевно пропела во сне:
– Спят усталые игрушки. Люськи спят… – и повернулась на другой бок, подложила ладони под щеку.
Я стащил с тахты плед и укрыл их, как котят.
Вернувшись, я доложил о результатах своего визита. Но доложил так, чтобы не встревожить еще больше батюшку Леонида.
– Они спят, – сказал я.
– Как спят? Скоро полдень. Кто же спит в такое время?
– У них вчера, наверное, гости были.
– Понятно, – кивнул отец Леонид. – Зеленым вином угощались. Сверх меры. А к кому же тогда Олечка ходила?
– Скоро узнаем, – сказал Алешка.
До полночи еще оставалось время. Мы сбегали домой. Алешка спрятал записку-улику в шкаф и туда же положил пакет с рюмками.
И опять, хмурясь, что-то черкал в своем ОРМе. А потом взял папину газету, где сообщалось о предстоящем прибытии Н. Романова, и стал ее изучать.
– Какое-то лицо у него, Дим, не царское, – сказал он мне с пренебрежением и протянул газету, где была помещена фотография претендента на царскую корону и на все миллионы романовских долларов, которые до сих пор лежали во всяких зарубежных банках. – Он, Дим, больше на кучера похож, да?
– Откуда я знаю, – я взял у него газету. – Я, Лех, ни царей, ни кучеров не видал.
– Да я тоже, – признался он.
