– И что?
– Показал удостоверение и что-то дежурному тихонько сказал.
– А дежурный?
– Дежурный ответил: «Понял, товарищ полковник. Ему понравится».
Закипел чайник – аж крышка запрыгала.
– И вот я подумал, Дим, что эти гады, которые ордена украли, еще хуже того парня. И их тоже надо завести в темную комнату. Чтобы им понравилось.
Я заварил чай и стал собирать чашки. А Лешка еще сказал:
– Дим, я все-таки за адмирала беспокоюсь. Вдруг эти жулики ночью опять вернутся? Чтобы еще что-то скрасть.
– И что? Заночуем здесь? Я не возражаю.
– Нет, давай просто этот приборчик проверим, а? Они сейчас чай начнут пить, с ромом. А мы потихонечку кнопку нажмем. Два раза. Если ОМОН примчится – значит, все в порядке, действует прибор. Сделаем? Здорово будет?
– Здорово будет, – сказал я. – Тебе будет и мне будет. Нажимай. Только сразу в окошко прыгай. А я за тобой.
Тут Лешка шлепнул себя в лоб:
– Дим! Мы с тобой такие дураки!
Вот еще!
– Дураки, Дим, дураки. Не надо нам никаких кнопок. Жулик-то – вон он, в доме напротив. Ты же мне сам говорил. Который в бинокль квартиру выслеживал. Который из тюрьмы приехал! У которого мы воробья ловили!
Дураки, это точно.
Мы забыли про чай и помчались в комнату.
– Пап! – заорал Алешка еще в дверях. – У тебя пистолет с собой?
– А тебе зачем?
– Мы преступника раскрыли!
И Лешка в нескольких словах рассказал про бинокль, про воробья Чижика, про Зинку-Корзинку и про разрисованного лысого дядьку с бородкой хвостиком.
– Однако, – сказал папа, вставая. – Что же вы раньше молчали?
– Мы забыли, – признался Алешка.
– Ну, пошли, квартиру покажете и – домой!
Но никуда мы не пошли. Он сам пришел. Позвонил в дверь. Папа открыл ее.
На площадке стоял лысый с бородкой и с театральным биноклем в руке.
– Гражданин начальник, – сказал он. – Пришел с повинной. Можно взойти?
Тоже мне – солнышко.
– Ну, взойди, – сказал папа.
Потерпевший адмирал, жулик с бородкой, полковник милиции и два свидетеля – Дима и Алеша – мирно сидели за чайным столом. Посреди стола лежал маленький облупленный бинокль, театральный. Вещественное доказательство.
Лысый жулик пил чай и давал показания:
– Я, гражданин начальник, как узнал о краже, сразу понял – кранты мне, обратно в зону заметут. Только что из заключения – раз, сидел за квартирную кражу – два, в бинокль подглядывал – три. Ну и рожа у меня бандитская.
Ну, здесь он себе явно польстил, подумал я. Рожа у него совсем не бандитская. А как у писаря в старых фильмах. Или у чеховского дьячка-пьяницы.
– Я, гражданин начальник, не только вор, но и больной человек. У меня болезнь такая – в окна подглядывать. Очень интересно. Я телевизор не люблю, там все врут. А в окнах все по правде. Любопытно ведь: как люди кушают, ругаются, хозяйничают. У меня и справка есть, – он достал из кармана сложенный потертый листок, – это об моем заболевании.
Я видел, что папа поверил ему, есть такое заболевание. У воров чаще всего.
– Очень интересно было глядеть, как гражданин адмирал что-то пишет. У него такое лицо становилось, что сразу ясно – о войне вспоминает…
– А что ты еще в квартире гражданина адмирала видел?
– Детишки к нему повадились. Помогают ему. Во все углы заглянут.
– И в шкаф тоже?
– А он им сам показывал. И мундир свой, и финку.
– А кто еще к нему заходил?
– А вот эти шплинты. Которые воробьев по чужим квартирам гоняют. Чашку мою разбили. В холодильник лазили, курицу трогали.
А он ведь ябеда порядочный, стукач настоящий.
– Еще один фраер заходил, в шляпе. Тоже осматривался. Но я его не особо разглядел. Он все время спиной к окну держался. – Лысый повернулся к адмиралу. – Сторочки на окошках надо держать, гражданин потерпевший.
– Колесникова знаешь? – спросил папа.
– Колесо-то? А как же. Хороший вор. Глупо попался, в шкафу уснул. Его на зоне задразнили все. Но я с ним не видался. Я на Севере отбывал, а он на Востоке отбывает.
– Все вспомнил? – спросил папа.
– Что видал – то и вспомнил. Да, еще там один пацан – морда у него такая кошачья – все возле корабля вертелся. И пальцами его мерил.
Кот Базилио, подумал я. Ему, конечно, интересно, он в нашей школе, на трудовом обучении, все время модели делал. Кривые, правда, нескладные. А тут такая прелесть!
– А племянник ваш? – вспомнил папа про Лису Алису.
– Не. – Лысый махнул рукой. – Этот трусоват, из него хороший вор не получится.
И слава богу! Правда, плохой вор из него уже получился.
– А больше ничего я и не подглядел, – вздохнул Лысый.
– Нехорошо подглядывать, – сказал папа. Посмотрел на нас: – И подслушивать тоже. – Вернул Лысому его бинокль и справку. – Завтра зайдешь в отделение, к дежурному, дашь показания. Свободен.
– Желаю здравствовать. – Он даже поклонился. И повторил адмиралу: – А сторочки все ж таки повесить надо – соблазн большой.
Мы попили еще чаю, еще раз предложили адмиралу свой кров на ночь, но он опять отказался. И мы попрощались и пошли домой.
Папа всю дорогу с нами не разговаривал. Не потому, что сердился, он думал.
Опять заморосил осенний дождик. Было очень тихо. Даже не трещали по микрорайону мопеды и не вопили «мопедисты».
На душе из-за этой кражи было очень горько. И было очень жалко маленького адмирала.
Мама сначала очень на нас рассердилась, а потом очень нам обрадовалась и стала рассказывать о колоссальной краже в нашем районе. По ее словам, ограбили богатейшую квартиру очень важного маршала. На двух грузовиках, даже на фурах, вывезли всю его итальянскую мебель, французскую косметику его покойной жены, немецкую бытовую технику и коллекцию старинного оружия. Оставили только старенький мобильник, по которому связанный по рукам и ногам маршал позвонил в милицию.
– А как же он номер набирал? – искренне удивился Алешка. – Языком, что ли?
– Носом, – сказала мама. – Чай будете пить?
– Завтра, – вздохнул папа. – Ближе к вечеру.
А я подумал, что слухи у нас не только быстро распространяются, но и непомерно растут. Вкривь и вкось.
Когда мы забрались в постели, Алешка сказал:
– Дим, я еще не пойму – что здесь к чему, но я знаю одну вещь.
