– Ишь, – обрадовался дед Акимыч. – Здоровкается.
Алешка распахнул перед аистом пакет с лягушками. Тот понятливо влез в него по самую шейку, выбрал лягушку, подбросил, и она послушно упала в его разинутый клюв.
– Кушай, Федя, кушай, – приговаривал дед. – Аист птица полезная. Он детей носит.
– А мне, когда я был маленький, – вспомнил Алешка, – говорили, что их в капусте находят.
– А кто их туда ложит? – спросил дед. – Аист и ложит.
– А зимой? – дотошно выпытывал Алешка.
– А я знаю? – обиделся дед.
– Дим! Ты зимой родился. И в каком огороде тебя нашли?
– В овощном магазине, – буркнул я. – В бочке с квашеной капустой.
– Или в борще, Дим. Или…
– Хватит! – отрезал я. – Покормил птичку? Пошли домой.
Мне все это не нравится. Странные они какие-то. Мама сегодня напевала, когда подметала пол; Алешка вообще чирикает, как птичка в кормушке. Быстренько они в новых условиях обжились…
В общем, ко всем моим переживаниям добавились «смутные сомнения». И я твердо решил разобраться во всей этой паутине, в которой я трепыхался как влипнувшая в нее глупая муха…
Ворона Клара терпеливо высиживала на ветке возле скворечника в надежде подкараулить шуструю мышку. Мы бы давно с этой вороной разобрались, но она была соседской. Там у нее было гнездо, которое она затейливо свила из разноцветных телефонных проводков, таская их со свалки. Мама называла ее эстеткой. Потому что эта Клара ко всему прочему украсила гнездо обрывками шпагата и ленточек, даже фольгой от конфет. Жила она одиноко, семьи не заводила, все свободное время проводила в засаде. И подозреваю, потихонечку подворовывала на участках, откладывая в гнездо не яйца, как и положено нормальной птице, а всякие блестящие мелочи. Но у нее был хороший вкус…
Прошлым летом у одной нашей соседки пропало дорогое кольцо. Она на секунду сняла его с пальца и положила на подоконник открытого окна. Отвернулась, чтобы подкрасить свою внешность, а когда хватилась, кольцо куда-то «закатилось».
Муж этой тетки был большой начальник, и он поднял большой шум. Понаехала полиция, развернулись оперативные мероприятия, забегал участковый Степаныч, опросили весь поселок, допросили «ненадежный контингент» – и все напрасно. Кольцо, конечно, не нашли.
Алешка долгое время скептически наблюдал за бесплодными усилиями сыщиков, а потом пошел к соседям и попросил у них разрешения взобраться на их дерево.
– Дим, – сказал он мне, – а ты Кларку отвлекай. Чтоб она на меня с кулаками не набросилась.
Алешка подобрался к изукрашенному гнезду, пошарил там, положил что-то в карман и с ловкостью обезьянки спустился с дерева. Он был в восторге:
– Дим! У нее там целый склад. Даже будильник есть. Только он не тикает. А рубль я себе забрал, за работу.
Кольцо Алешка отнес этой рассеянной тетке. Она так обрадовалась, что подарила ему целую жвачку!
– Я обязательно скажу спасибо твоим родителям за такое хорошее воспитание. Кто твой папа?
– Шерлок Холмс! – полуобернувшись, небрежно бросил Алешка.
С тех пор Алешка стал внимательнее приглядываться к этой воровке Кларе. Тем более что мама пожаловалась на синичек:
– Оголодали они, что ли, за зиму. Не успею семечек насыпать – одна шелуха остается.
Алешка заподозрил Клару. Но напрасно – такая мелкая пища ей не к столу. И Лешка, сделав открытие, шепотом сообщил мне:
– Дим, наша мышка за зиму размножилась. Их там целый хоровод!
Мы терпеливо дождались, когда мама засыпала в кормушку («этим прожорам») очередную дозу семечек, и сели в засаду.
А Клара все никак не спешила сорваться со своей загаженной ветки. Алешка долго терпел, а потом как-то по-особому каркнул «во все воронье горло». Клара тут же ответила и в панике взлетела.
– Что это она? – удивился я.
– А я ей по-вороньи дал сигнал опасности. Мне один летчик рассказывал, что так разгоняют ворон на взлетной полосе. Чтобы они самолеты не сбивали. Теперь – тихо, не спугни.
Мы еще посидели без результата, мне даже надоело. Но тут из скворечника показалась мышиная мордочка. Посмотрела туда-сюда мышиными глазками, поводила туда-сюда мышиным носиком. Вылезла и засеменила по ветке к соседней березе, где висела мамина кормушка. А за ней, след в след… целая вереница разнокалиберных мышей.
– Видал? – гордо шепнул мне Алешка, будто сам их вывел и выкормил.
А дальше все было просто. Мышки добирались до самого конца ветки, который нависал прямо над кормушкой, и одна за другой сваливались в нее как десантники. Начиналось пиршество с писком. Потом они спускались по стволу на землю, в родную среду, перебегали к родной березе, ловко карабкались по стволу и исчезали в скворечнике.
– А Клара дура! – Алешка это сказал с возмущением. – Могла бы их по одной схавать. Погоди, не вставай. Они сейчас опять вылезут.
– С чего ты взял?
– Это полевки, Дим. Им надо каждые пятнадцать минут жрать – иначе они с голоду сдохнут.
И тут над нами раздалось маминым голосом:
– Это что здесь за демонстрация? Я думаю, что за подозрительная тишина? А они здесь мышей дрессируют! – Мама стояла рядом руки в боки. – Быстренько разобрались с этой гадостью!
– Обязательно! – сказал Алешка. – Прямо сейчас! Мы их поймаем и будем морить голодом пятнадцать минут…
– И кто это придумал? – прервала его мама.
– Димка. Он в нашей школе почти самый умный.
Я еще не открыл рот, чтобы оправдаться, как тут послышался веселый голос:
– Оболенские! Я к вам! Вы рады?
Над калиткой в обрамлении огромной соломенной шляпы сияло счастливое лицо тети Зины. Очень вовремя.
Мама ей обрадовалась и побежала к калитке. Там они стали целоваться во все щеки, и мне показалось, что тетя Зина что-то сунула маме в руку. И это что-то оказалось у мамы в кармане.
– А что я тебе привезла, подруга! – заливалась тетя Зина.
– Неужели пирожки? – засмеялась мама.
– В сто раз лучше! Держи! – и тетя Зина протянула маме длинный узкий сверток. Это был гамак. – Будешь в нем после обеда как барыня прессу просматривать.
Прессу тетя Зина тоже зачем-то привезла. Вместе с пирожками. Наша мама никогда газет не читает. «Мне и без них хватает трудностей», – говорит она. А тут схватила их, будто там сообщалось, что она выиграла в какую-то телевизионную игру сто миллионов баксов.
– Лешка, ставь чайник! – скомандовала мама. – Димка, накрывай на стол! – А сама стала нетерпеливо просматривать газеты.
Тетя Зина поглядывала на нее с какой-то лукавой улыбкой. Мама, тоже с улыбкой, вошла в дом и положила газеты на полку. Обычно мы их складывали на пол, возле печурки, на растопку.
