Нет сильнее способа убить влияние Церкви, чем превратить ее в часть государства. Этого захотел Петр I, он поступил так, и преуспел. Недаром уже при Николае I пришлось запрещать уход из официального православия, чтобы государственная церковь не обвалилась. Когда большевики после прихода к власти уничтожили Церковь как связный целостный институт, русский народ этого, по большому счету, и не заметил.
И, напротив – при коммунистах, будучи не просто отдельной от государства, но гонимой, Церковь начала восстанавливать свое влияние и доверительные отношения с паствой. Отныне в Церкви вновь искали заступничества от внешней государственной реальности. И пусть церковные иерархи принуждены были отрабатывать идеологическую барщину участием в разных публичных компаниях советской власти – типа «борьбы за мир». Церковь стала частью иного, и там вновь была святость.
Если и сравнивать Русскую Церковь, то – с русской литературой. Ее негласной соперницей на протяжении XIX–XX веков. Как и Церковь, наша литература предполагает духовное водительство. Всякий по-настоящему великий писатель – крипторелигиозный лидер (Достоевский, Толстой, даже Солженицын). Наша литература, как Церковь, – вселенская по замыслу и национальная по воплощению. Потому христианская и языческая одновременно. Миссия русской литературы – гарантировать «тайную свободу». Защищать маленькую бездонную душу от насилия со стороны каменного макромира. Литература влияет, пока она тотальна. Теряет влияние, становясь секторальной. (Как в наши дни). И/или – государственной. Для своей паствы «государственный писатель» так же искусственен и бессмыслен, как «государственный священник».
РПЦ вновь слишком опасно сблизилась с государством в постсоветское время. Нет, прямых попыток подчинить Церковь уже не было. Но соблазн подчиниться – в обмен на широкий поток невиданных возможностей и материальных благ – воскрес и разросся. Церковь позволяла себя использовать и для возвращения советского гимна, и для возвеличения победительного подвига наших футболистов в матче с голландцами на Евро-2008. Это все не пошло Церкви на пользу, нет.
Сейчас Церковь снова решает – стать в полной мере придатком, инструментом уходящей светской элиты, тем самым умерев для будущей России. Или – одной из точек консолидации элиты будущей. Той, о которой мы говорили в предыдущей части этой статьи.
Рассматривая Патриарха Кирилла, слушая его, трудно поверить, что он предпочел бы первый путь.
Но, в тот же час, очень смущает скороспелая «миссия», предполагающая едва ли не политические и даже маркетинговые технологии «раскрутки» Церкви, какие мы имеем несчастье наблюдать буквально в последние месяцы. Сомнительный шоу-бизнес с байкерами и рокерами, «православная смена» на Селигере, в лагере официально-молодежного цинизма и разврата – неужели можно предположить, что соучастие в подобном укрепит авторитет Церкви? И кого могут привести в Церковь бесноватые фрики из всяческих «союзов православных граждан»?
Впрочем, пока не будем углубляться сюда. Предоставим времени накопить свой ответ.
Следующая Россия уже не будет называться «Российской Федерацией». Тем не менее, она должна стать таковою по сути. Иначе удержать под единым контролем целое русское пространство не удастся.
Как известно из истории, Россия создавалась путем постоянной и последовательной колонизации новых земель. Так мы дошли до подлинного балтийского берега на Северо-Западе, до Черного моря – на Юге, до Тихого океана – на Востоке. Русский принцип: взять новую землю и вгрызться в нее, не особо рассчитывая на этой земли неизменную благодарность. А завтра, может быть, – новый поход, и снова вперед.
Но, если посмотреть из другого угла, русский человек живет на краю мира. В своих огромных пространствах он одинок. Маргинален, если угодно. Больнее всего мы переживаем свою неизбывную провинциальность. Тянем вожделеющие ладони к столицам – «В Москву! В Москву! В Москву», а оттуда – к Европе. Где, по нашему тайному разумению (что бы мы там ни утверждали явно в запальчивости и раздражении) – центр мира. Обитаемой суши. Но дотянуться умеем – не всегда.
Реальный федерализм был самой – и почти единственной – удачной находкой постсоветской России. Поскольку федерализм, и только он, позволяет поставить дух колонизации выше провинциальности. А инстинкт вгрызания в землю – выше стремления «бросить эту проклятую дыру».
Если и когда русскому человеку дают выбирать себе все региональное начальство – это уже аргумент против провинциальности. А если на соискательный конкурс является большая столичная знаменитость – тем более.
Если и когда у данной территории (региона) есть существенные права, включая право выбирать себе политическое руководство, создаются основы для создания настоящих региональных элит, привязанных к месту, отождествляющих себя с ним. И с большой Россией, объемлющей данную территорию, – тоже.
Сейчас перед нами вновь стоит двуединая задача:
– создать (может быть, точнее – возродить) полноценные региональные элиты;
– закрепостить их судьбами/интересами регионов.
Почему от федерализма фактически отказались при Путине? Потому что федеральная элита не хотела делиться деньгами с регионалами. Только и всего.
А что там эксперимент с назначением губернаторов? Провалился, сомнений нет. Те мастодонты, кто никогда не хотел уходить от региональной власти (а ради их устранения антифедеративный переворот якобы публично и затевался) – остались. А вновь назначенные кремлевские наместники – да ладно, кто-то помнит, как их зовут? Хоть одно имя назовете без запинки и Интернета?
Правда, в постсоветском федерализме была одна ошибка, которую в начале следующей России надо сразу устранить. Чтобы не заблуждаться и четко знать, как соотносится Империя с ее составными частями.
Должно изначально понимать, что суверенитет не делится между Россией и регионами. 100 % суверенитета – принадлежат России. А губернатор – не глава региона, а руководитель соответствующей исполнительной власти. При том он может, по горделивой местной традиции, называться и «президентом». Но это – ритуальное название, а не государственный смысл.
Тогда все встает на свои места.
Конституция следующей России, которую придется принимать возобновленному Учредительному собранию, будет включать:
– прямые выборы законодательных собраний регионов;
– выборность губернаторов (председателей правительств регионов) этими самыми законодательными собраниями;
– прямые мажоритарные выборы сенаторов – по 2 от каждого региона.
Из властных инстанций, сидящих в столице, только монарх может убрать губернатора до истечения срока его полномочий – но исключительно по просьбе законодательного собрания того же самого региона. При том монарх может распустить и региональное заксобрание – но только по ходатайству Сената, если тот увидит в деятельности данного конкретного заксобрания опасные антигосударственные (антиобщественные) вещи. Федеральное Правительство, создаваемое Государственной думой, вмешиваться в судьбы региональных правителей – не сможет.
