Свобода – это в принципе ничего, но далеко не так важно, как солидарность и справедливость.
Революции XX века в России были инспирированы зарубежными центрами влияния, а исполнены – западными марионетками. Но марионеток можно и пожалеть, ибо они были, несмотря ни на что, исполнены идей справедливости.
Окружающий мир катится к духовно-нравственной катастрофе; выживем только мы, потому что у нас нравственности очень много.
Справедливость есть, по большому счету, Бог, и потому она непостижима. А значит, не надо спрашивать, сколько получают руководители госкомпаний, где у нас православное шубохранилище и зачем кто-то из священноначальников ездит на бронированном «Мерседесе» в сопровождении государственной охраны.
Самое главное в церковном служении – борьба с абортами. Надо исключить аборты из системы ОМС, и тогда в РФ немедленно настанет демографический бум.
Все.
Что же, РПЦ МП наконец-то достигла того, к чему стремилась все последние годы. Она полностью превратилась в придаточное звено государственной политико-идеологической машины. И теперь вынуждена будет следовать любым кульбитам власти, как бы они ни соотносились собственно с христианским вероучением.
Взамен РПЦ МП фактически отказалась от миссии духовного водителя русского народа. Ибо такая миссия в принципе не может быть доверена никакому звену бюрократической машины. Но это не повод для скорби. Верховные и приравненные к ним попы получили ровно то, что хотели. Их надо поздравить с успехом. Тем самым они взрыхлили почву для будущей Русской Реформации (РР). С чем надо поздравить уже всех, а не только попов.
2015 г.
Пример Федора Кузьмича
Не только св. князем Владимиром и Феликсом Дзержинским жив в эти дни русский народ. Но и продвинутым старцем Федором Кузьмичом. Который, как известно, умер в Томске в 1864 году (почему и называется, кроме всего прочего, Феодором Томским) и был канонизирован РПЦ в 1984-м, при патриархе Пимене. А на поверку оказался, по одной из популярных исторических версий, лично императором Александром I. Не скончавшимся (после непродолжительной болезни) в Таганроге в ноябре 1825-го, а сменившим имя и образ, отправившимся в долгое путешествие по России и нашедшим, рано или поздно, пристанище в Томске.
Именно в этом городе только что прошел конгресс, посвященный Александру Благословенному. На котором непосредственно президент Русского графологического общества Светлана Семенова ответственно заявила, что анализ разных рукописей императора и старца почти не оставляет сомнений: почерк принадлежит одному и тому же человеку. Так что дело теперь остается лишь за генетической экспертизой останков старца. Правда, пока непонятно, кто ее будет финансировать. И удастся ли для сопоставления ДНК провести эксгумацию останков Николая I, вроде как родного брата Федора Кузьмича. Но если все получится, легенда окончательно станет официальной историей.
По ходу александровского конгресса графологи и филологи, не участвовавшие в нем, доложили нам, что все эти старческие экспертизы почерка, проводившиеся и в советские времена, – заведомый фейк и блеф. Дескать, многоязычный Александр Павлович писал без ошибок и по-французски (в основном), и по-русски (в меру скромной необходимости). А монокультурный Федор Кузьмич – только ВМПСом (великим, могучим, правдивым и свободным) и отнюдь не всегда грамотно. И нечего здесь, по большому счету, сличать.
Впрочем, какая бы из версий ни победила, теория перевоплощения грешного государя в святого старца продолжит жить. Недаром за последние 150 лет ею тщательно занимались десятки, сотни серьезных людей, не исключая даже Льва Толстого. И хотя сам Лев Николаевич, написавший о казусе Федора Томского не вполне законченную книгу, достоверность теории не подтверждал, сама она (теория) якобы повлияла на его решение удалиться перпендикулярно прежней жизни. Мимо станции Астапово, далее навсегда.
Я совершенно не готов прочно судить, убежал ли император из жизни, еще на 40 лет оставшись. Но, судя по изученным мною источникам, такое вполне могло быть. И дело не в том, что Александр Павлович так уж пролонгированно терзался соучастием в убийстве отца. В конце концов, он оправдывал себя тем, что играл от обороны: отец мог в любой момент заточить старшего сына в крепость, а наследником престола сделать, например, принца Евгения Вюртембергского. Нет, здесь, пожалуй, иное. Еще в первое десятилетие правления император убедился, что, сколько бы желания и полномочий у самого абсолютного правителя ни было, радикальные реформы в России провести невозможно. Как не построить небоскреб на болоте. Эти пространства и эти люди не приуготованы для постепенных, милых, улыбчивых преобразований в сторону Европы. В ходе таких вот реформ дорогие россияне – и беспородные, и особенно элитных пород – обрушат царство и превратят все в один степной хаос. Так что если браться за перемены, то сугубо кровавым образом, как Петр I или большевики (о первом император что-то помнил, вторых как-то предвидел).
Дальше случилась война 1812 года. Которую выиграть России было, строго говоря, невозможно. Никак не по чину. Лучшие умы Европы систем «Меттерних» и «Талейран», конечно, считали, что Наполеон Бонапарт без особого труда уделает русского царя. Хотя сами-то заветно желали поражения императору французов (фактически же – главе тогдашнего Евросоюза). Да не только умы. Вон и ближайшие родственники Александра I – вдовствующая императрица Мария Федоровна и великий князь Константин Павлович – к началу осени советовали своему монарху сдаваться, пока еще могут быть сколько-нибудь почетные условия. Но наш император почему-то не сдался. Он типа отмолил победу. Крах Наполеона явился, в понимании Александра, не победой русского или еще какого-то оружия, а банальным чудом Господним (о чем почти прямо и говорится в царском манифесте от 31 декабря 1812-го). С тех пор безраздельный хозяин земли Русской стал окончательно впадать в глубокий мистицизм, замешанный на осмыслении, что никакой реальной власти у земных царей, по делу, нет и не может быть. Последним гвоздем в страдательный крест императора стало петербургское наводнение 1824 года – очень страшное по тем временам. Да, кем бы ты ни был по эту сторону земных баррикад, Его стихия – во веки веков сильнее. И любой тиран, способный держать в страхе миллионные орды подданных, – лишь песчиночка из Господнего решета.
При таком духовно-умственном состоянии поиск путей финального отхода был более чем оправдан, возможен и вероятен.
Но. Сверх того.
Как по мне, не так важно, был ли Федор Кузьмич когда-то императором и что там скажут безошибочные ДНК. Я давно остаюсь убежден, что история, строго говоря, не может считаться наукой. Поскольку к ней не применим базовый критерий научного знания – фальсифицируемость, по Карлу Попперу. Историческое знание практически невозможно опровергнуть: на любое опровержение всегда найдется контропровержение, столь же аргументированное многими устно-письменными свидетельствами. Возникновение всяческих доктрин типа альтернативной хронологии Фоменко – Носовского не случайно: эти люди, по большому счету, высказали те претензии, которые математик и должен предъявить историку, в силу полуполной несовместимости их базовых подходов к мирозданию и миропониманию.
