Представившись Эрлом Хамботом, посетитель заявил, что ему нужно кое-кого разыскать.
— Поиск пропавших — моя специальность, — кивнул я. — Кого ищем?
Он замялся; впервые с тех пор, как он вошел, за ультрамодным фасадом проглянуло человеческое лицо. Целую секунду, показавшуюся мне вечностью, я боялся: вот сейчас этот тоже заявит, что у него сбежал клон! Я больше не хотел иметь дела с клонами.
Но он меня удивил.
— Мою дочь, — сказал он.
— Мистер Хамбот, поиски детей — задача властей мегаполиса. Они не любят, когда в их пруду ловят рыбку независимые сыщики.
— Я… ничего не докладывал властям мегаполиса.
Что-то тут не ладилось. Пропажа ребенка — событие сверхъестественное. Тут впору впасть в истерику. В конце концов, землянам в наши дни позволяется иметь всего одного ребенка. Таков закон. У тебя один шанс снять с себя копию, а потом жди естественной смерти. Твой единственный шанс — огромная ценность. Ты не получишь второй возможности ни за что. Ни за какие деньги! И если твой единственный драгоценный ребенок исчезает, ты в слезах кидаешься к властям мегаполиса. Но уж никак не к третьеразрядному частному детективу, чей офис расположен в занюханном комплексе «Верраза-но». Если только…
— В чем дело, Хамбот?
Он покорно вздохнул:
— Она незаконная.
Ага! Это все объясняло. Лишний ребенок. Он превысил квоту. На единицу больше, чем нужно для самозамещения.
— Значит, ваша дочь — беспризорница? Вы собираетесь нанять меня, чтобы я искал беспризорницу? Вы давно подкинули ее в банду?
Хамбот мрачно пожал плечами:
— Три года назад. Мы не могли позволить ее прикончить. Она была…
— Ясно, — кивнул я. — Можете не продолжать.
Терпеть не могу безответственных придурков. Для тех, кто заводит незаконных детей, нет оправдания. Их положение и положение несчастных детей безнадежно. Если вы не хотите, чтобы ребенка отняла и прикончила Комиссия по контролю над рождаемостью — ретроактивный аборт, как некоторые это называют, — у вас есть один-единственный выход: подбросить ребенка в банду уличных детей. Ваш ребенок будет жить, но его жизнь отнюдь не станет увеселительной прогулкой.
Вот идиот, подумал я.
Должно быть, мои мысли явственно читались у меня на липе. Эрл Хамбот сказал:
— Я не дурак. Я подвергся стерилизации. Но наверное, операция прошла неудачно. — Он снова прочитал мои мысли. — Да, ребенок мой. Это доказывает анализ генотипа.
— И вы хотели, чтобы ваша жена выносила ребенка?
— Она так хотела. А раз хотела она, значит, хотел и я.
Эрл Хамбот повысился в моем мнении на пару пунктов. Он мог бы подать иск в суд и с легкостью выиграть дело. А плод бы умертвили. Вот почему он не обратился к властям. Выбрал то, что не продается.
Иногда поступки других людей вызывают у меня шок.
— Давайте начистоту, — предложил я. — Чего вы хотите?
Он изобразил невинность и изумление:
— Я вас не понимаю…
— Отлично понимаете! — У меня заканчивалось терпение. — Даже если я найду вам вашу дочь, вы все равно не сможете ее забрать! Так что вам нужно?
— Просто хочу убедиться, что она жива и здорова.
Он меня достал.
— Так! Чего вы добиваетесь?
Я по-прежнему ничего не понимал. Этот тип отказался от ребенка. Девочка больше не его дочь. Она принадлежит уличной банде.
— Разве вы не смотрите граффити?
— Очень редко.
Обычно я смотрю только четырехчасовые новости. Вот и весь мой вклад в Информпоток. Мне не хотелось признаваться клиенту в том, что за последние лет шесть я настолько пристрастился к дискеткам, что почти все время проводил в дурмане и выпал из привычки следить за граффити.
— Все равно я не до конца им верю, — сказал я. Репортеры, которые запускают в Информпоток капсулы с неподцензурными репортажами, гонятся за дешевой сенсацией.
— Уверяю вас, граффити можно верить. Они, как правило, более достоверны, чем официальный Информпоток.
— Ну, раз вы так говорите…
Я не собирался с ним спорить. Некоторые безгранично верят репортерам-подпольщикам, которые целыми днями забрасывают Информпоток нецензурованными капсулами, будто бы сообщая о «новостях, которые не выдерживают дневного света».
— Значит, вы не слышали о двух беспризорниках, которых нашли два дня назад у подножия небоскреба «Северный Бедекер»? Они разбились вдребезги.
Я покачал головой. Ничего я не слышал. Впрочем, скорее всего, в Информпотоке о разбившихся беспризорниках даже не упомянули. Двое разбившихся малолеток с неустановленными генотипами — несомненные беспризорники. Официально беспризорников не существует, следовательно, об их смерти не сообщается в Информпотоке.
Все знают, что проблема беспризорников очень заботит власти мегаполиса, но ни власти, ни средства массовой информации никогда не сообщают об их существовании. Признать наличие банд малолеток, беспризорников — значит признать наличие проблемы; чего доброго, кто-нибудь найдет способ эту проблему решить. Никто не хотел этим заниматься.
Вот почему беспризорники находились в своего рода чистилище: с одной стороны, они — дети настоящих, таких как мистер Хамбот или я. С другой стороны, у них нет никакого официального статуса. Для властей их как бы и нет. Даже у клонов положение лучше.
— Значит, вы хотите, чтобы я проверил, не является ли ваша дочь одной из погибших?
Подобная проверка не отняла бы у меня много времени. Мне достаточно только…
— Я уже все проверил сам. Это не она разбилась. Я хочу, чтобы вы нашли ее среди живых и привели ко мне.
— Чего ради?
— Просто хочу убедиться, что она жива и здорова.
Мистер Хамбот поднялся в моем мнении еще на один пункт. За кричащим нарядом скрывался парень, которому удалось сохранить в душе человеческие чувства. Он проявляет заботу о ребенке, которого вынужден был выкинуть на улицу. Значит, под слоем грима прячется настоящий человек.
Мне не нравилась перспектива искать ребенка на улице. Родители украдкой подбрасывают беспризорникам младенцев; в первые месяцы жизни все малыши одинаковые. Малышка, которую я буду искать, даже не подозревает, что ее настоящая фамилия — Хамбот. Собственно говоря, кроме родителей, никто не подозревает о том, что есть такая девочка.
— Не знаю… — медленно проговорил я.
Он наклонился вперед и облокотился о столешницу.
— У меня есть отпечатки рук, ног и сетчатки глаза. Даже есть ее генотип. Пожалуйста, найдите ее, мистер Дрейер. Пожалуйста!
— Хорошо, только…
