– Не берут меня, Любаня, замуж, – вздыхала она. – Не берут, и все тут. Говорят, что я для любви, а не для семьи. Вот так-то. Да что они понимают? Не везет мне, Любаня. Не везет.
Люба вспомнила, например, инженера Аркадия Ивановича – мужчину интересного, солидного, в серой шляпе и пальто. Но у того была семья – жена и двое детей. Бросать их он не собирался.
Или вот Костик, студент. Веселый, все шутки и прибаутки – а зачем ему мать, да еще и с «прицепом»? У Костика были строгие родители, и вскоре нашлась и невеста.
Или Лев Андреич, Левушка, как называла его мать. Левушка был из Новосибирска, командированный. Приезжал на два-три дня. И обратно – к жене и сыну.
Или бухгалтер Наиль. Татарин. Мать любил, но женился на своей. У них так принято.
Или Семен Ефимович. Портной. Тихий, хороший человек, серьезный, с грустными глазами. Вроде и холостой, а жил с матерью, которая не терпела никаких женщин.
Потом еще был Антон Андреич, Антон. Казалось, все было хорошо – и молодой, и холостой, и комната своя на Петровке. Мать тогда все мечтала, что съедутся они с Антоном и будет у них своя отдельная квартира. Но Антон этот так прямо матери и сказал:
– Ты, Зина, для брака – не вариант.
Так и сказал «не вариант». С тобой, дескать, гулять хорошо, а в жены надо брать женщину тихую и блеклую.
В общем, не складывалась жизнь у матери. Как она ни старалась. Но мать не унывала и продолжала верить, что придет и ее черед.
Мать, смеясь, закружилась по комнате, подхватила Любу, застывшую на диване. И громко запела:
– Я люблю тебя, жизнь!
Люба тоже пришла в себя и стала громко подпевать матери. Потом, отдышавшись, они сели за стол и начали обсуждать будущую поездку. Мать призналась, что деньги на поездку она заняла у своей начальницы Жанны Григорьевны. Ну, еще премия за квартал, кое-какие сбережения.
– В общем, хватит, Любаня. На три недели хватит. Комнату снимем дешевую, мне уже и адрес дали. Готовить будем дома, никаких кафе.
Люба кивала.
– Да, купальник надо тебе, Любаня, купить. И сарафан. Ой, еще и босоножки!
Мать вздохнула и загрустила.
Ночью Люба не спала – оно и понятно. Думала про море и горы. Представляла долгую дорогу на поезде, в вагоне, у окна. Представляла, что в сентябре принесет в школу разноцветные камешки и ракушки. И может быть, если повезет, найдет камешек с дырочкой насквозь – тот, что называют «куриный бог». Он обязательно приносит счастье.
В поезде было все, как она представляла. Она лежала на верхней полке и не отрываясь смотрела в окно. Иногда мать звала попить чаю с бутербродами. Ехали долго, две ночи и день, но Любе это совсем не надоело.
Утром накануне приезда она наконец увидела горы. Они ее разочаровали – невысокие, кое-где покрытые зеленью и совсем нестрашные.
На перроне мать достала бумажку с адресом, и они отправились искать нужный дом. Шли долго, почти час. Часто останавливались – было тяжело тащить чемодан, и они садились на него и отдыхали. Кругом цвела акация, овевая сладким, незнакомым запахом.
Наконец нашли нужный дом. Самого дома видно не было, а был виден густой темный сад. Мать толкнула калитку и стала громко звать хозяина. Навстречу вышел немолодой дядька, высокий, широкий и хромой.
– Степан Василич? – спросила мать.
Дядька сурово кивнул.
– Мы от Софьи Михалны, – объяснила мать. – Она у вас снимала в прошлом году.
Дядька опять кивнул и строго спросил:
– Что ж вы не списались со мной заранее? Все комнаты сданы, мест нет. Сезон.
– Как же так? – расстроилась мать и заплакала. – Куда же я сейчас с ребенком?
Дядька долго смотрел на мать, потом вздохнул и сказал:
– Ну ладно, пристрою вас. Куда деваться!
Он подхватил чемодан и зашагал в глубь участка. Мать и Люба засеменили за ним. Они увидели одноэтажный небольшой дом с широким каменным крыльцом, выкрашенный белой краской.
– Здесь живу я, – сказал хозяин. – Отдам вам свою комнату.
– А как же вы? – удивилась мать.
– А я в сарае перебьюсь, – ответил дядька.
Они зашли в дом. В доме было прохладно и пахло лавровым листом. Комната оказалась небольшая, но светлая, в три окна. На окнах вместо занавесок висела белая чистая марля. Стояли стол, сервант и две металлические кровати с блестящими шариками у изголовья, застеленные серыми солдатскими одеялами. На стене висели фотографии и репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу».
– Кухня за углом, керогаз заправлен. Погреб под кухней, покажу, – коротко чеканил слова хозяин. – Посуда в шкафу. Воду экономьте. С водой у нас туго. До моря десять минут с горы. Базар в городе у станции. В общем, живите.
Мать поблагодарила хозяина. Он молча внимательно смотрел на нее. Потом, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Мать села на кровать и попробовала пружинный матрас.
– Ну что, Любаня! На море? А уже потом будем устраиваться.
Люба радостно кивнула.
Они достали купальники и полотенце, переобулись и побежали на море.
Море Люба увидела, когда они спустились с горки. Оно было вовсе не синего, а серого цвета, и у него не было края и другого берега. Люба остановилась, перехватило дыхание.
– Ну как, Любань? – смеялась мать, видя Любины растерянность и потрясение. Они сбежали с горки и сняли босоножки. Люба удивилась, что под ногами вовсе не песок, а мелкие серые камни.
– Галька, – объяснила мать.
Они скинули сарафаны и бегом бросились в воду. Любе было почему-то немного страшно – вода обжигала и показалась ей холодной. Она лизнула воду и удивилась – соленая. Мать поплыла вперед, а Люба все стояла по горло в воде и смотрела по сторонам. Потом поплыла и она – осторожно, саженками, вдоль берега. Потом нырнула с головой и увидела песчаное дно и редкие крупные камни, лежавшие под водой.
На берегу мать, смеясь, спросила Любу:
– Ну, как тебе? Так, как ты себе представляла?
Люба пожала плечами.
– Не нравится? – удивилась мать.
– Нравится, что ты! Только мне надо к нему привыкнуть.
– Ой, Любка, странная ты у меня, – вздохнула мать.
Вскоре мать уже играла в волейбол с какой-то компанией, а Люба все сидела, закутавшись в полотенце, и смотрела на море.
Потом они пошли на базар, купили помидоров, сладкого лука и вареной кукурузы. Дома накинулись на еду, поняв, какие они голодные. Вечером рано легли спать.
А утром их разбудило яркое, слепящее солнце. И они, попив чаю, побежали на море. Теперь море было не таким серым и мрачным, а голубоватым. Люба опять осторожно вошла в воду – и сегодня она показалась ей теплой и приветливой. Она долго плавала, а потом ходила вдоль берега и собирала камни и ракушки. Мать уже то звали в одну компанию, то окликали в другой. Она громко смеялась, и ее угощали сладким местным вином.
