— Эй, кому говорю! Оглох, что ли?
Рыжий удивлённо посмотрел вниз:
— Это ты мне? А, ты ещё здесь?
— Здесь! Все ж ещё? Слышь, кинь мне мою одежду!
— Что?
— Что слышал!
— Одежду?
— Да, одежду. Джинсы мои кинь!
— Не буду я тебе ничего кидать. Урод ты и придурок! И без джинсов обойдёшься.
— Не обойдусь!
— Только что замечательно обходился.
— Хватит тебе! Ты, мудофил, кинь мне мои штаны! Ну не будь таким уродом, ну надо же совесть иметь!
— Это какие штаны? Вот эти?
— Нет, не эти! Ты прекрасно помнишь какие.
А чьи это джинсы у тебя валяются?
— Неважно чьи. Тебя не касается. Эти?
— Нет, не эти! Серые джинсы, урод, серые! Узкие!
С кожаным ремнём.
— Ах, серые… Эти, что ли? Ну на, держи!
— Теперь майку мою найди, придурок! Объясняю для тупых: белая майка без рисунка.
— Эта, что ли?
— Нет! Я же говорю, белая!
— Эта? Фу, как она воняет! Ты вообще моешься хоть иногда? Мне до неё дотронуться противно.
— Не твоё дело! Хватит нюхать мою майку, давай кидай её вниз.
Вот и майка полетела во двор вслед за джинсами. Мальчик не стал надевать ни того, ни другого, перекинул вещи через плечо и пошёл прочь. Крикнул напоследок:
— Слышь ты, шлюха! Грязная дырка! Что б ты сдох!
Рыжий на окне махнул рукой, и что-то зазвенело об асфальт двора. Мальчик в красных кальсонах бросился назад, быстро нагнулся и поднял ключи.
Рыжий кинул вниз окурок.
— Так ты придёшь сегодня или нет?
— Приду, урод! И завтра! И если ты, мудофил, только попробуешь не найти мою кепку!..
Мальчик пошёл к остановке автобуса, минуя клумбы с настурциями, над которыми уже вились пчёлы. Шлёпая кедами по асфальту, размахивая своей мятой одеждой, свёрнутой в жгут. Было лето, июньская белая ночь, рядом плескалось море. Впереди был жаркий, блаженный, пустой день. Я снова задвинула шторы и теперь уже заснула по-настоящему.
Июль 2007 года
Русские бактерии
Я сижу в больничной палате на подоконнике, а моя подруга Оля лежит в кровати. Это не я болею, а она.
Каждый год летом я приезжаю в Мариехамн, чтобы ещё раз посмотреть, как мы здесь раньше жили. Так сказать, по местам боевой славы. Этим летом поездка оказалась невесёлой: заболела моя подруга и попала в больницу. Все неприятности уже позади, операция прошла успешно, но домой Оля вернётся только через несколько дней.
Здание больницы стоит на окраине города, то есть в пятнадцати минутах ходьбы от центра. Сам дом — весёленький, светло-бежевый — напоминает скорее дом отдыха где-нибудь на Карельском перешейке. И природа вокруг похожая: сосны, кусты можжевельника, гранитные скалы. Вокруг посажены цветочки.
Я пришла в больницу, не зная, когда у них приёмные часы, и боялась, что меня не пустят. Насколько я помню, в больницах с этим очень строго. Но двери были открыты, я вошла и не увидела никого, похожего на вахтёршу. Фойе было вообще пустым: ни больных, ни посетителей, ни персонала. Чисто, светло, больницей не пахнет. Похоже, скорее, на какой-нибудь небольшой театр или дом культуры. У дверей стоял автомат с цветами, я кинула в щёлку четыре евро и нажала на кнопку: мне достался букет роз малинового цвета. С цветами в руках я прошла по всему первому этажу, поднялась на третий. Опять никого! Как же мне найти свою подружку? Я побродила по коридорам, открыла несколько дверей, позаглядывалав пару комнат. Хоть бы найти какую-нибудь регистратуру, или как это у них называется? О, наконец-то появилась медсестра в голубом халате. Но на меня она не обратила ни малейшего внимания. Я сама её догнала и спросила, как мне найти свою подругу. Сестра поинтересовалась, как Оля выглядит. Я говорю, такая рыженькая, русская.
— А, русская! Это там! Палата номер три.
Палата у Оли замечательная! Две большие кровати, но лежит она одна. Телевизор, холодильник, душ с туалетом, всё есть. Похоже на номер в отеле. На окнах белые занавески, которые смягчают свет, и кажется, будто на улице идёт снег. Зашёл медбрат Эрик и привёз тележку с едой. Две порции, потому что я ведь, наверное, тоже голодная! При этом он сказал, что для меня обед бесплатный, потому что я «член семьи или близкий человек, поддерживающий пациента после перенесённой операции». Также медбрат попросил меня не ходить по коридорам, потому что я могу заразить пациентов какой-нибудь русской болезнью, к которой у местных нет иммунитета. Он закрыл за собой дверь, и вскоре мы услышали, как в коридоре моют пол.
«Пациент, перенёсший операцию» чувствует себя нормально. Мы сидим на кровати и едим салат и варёную рыбу с картошкой. За окном то и дело взлетает или приземляется маленький красный вертолётик. Стеклопакеты в окнах не пропускают шум, и мы не слышим звук пропеллеров. Окно закрыто, но в комнате не душно, потому что вовсю работает вентиляция.
Снова взлетел вертолётик, это значит, кого-то срочно повезли на материк. В Мариехамне больница совсем небольшая, местные врачи могут многое, но далеко не всё. Не хватает аппаратуры, персонала, определённых специалистов. Поэтому, если нужно, человека немедленно транспортируют на Большую землю. Через двадцать минут вертолёт приземлится на крыше больницы в Турку. Хорошо, что взлётную площадку сделали прямо во дворе, куда выходят окна. Интересно смотреть, как это всё происходит. Мы машем вертолёту руками: «Лети-лети! Поправляйся скорей и возвращайся здоровым!»
Тут снова заходит медбрат Эрик и спрашивает, не хотим ли мы успокоительных капель. Ольге не нужно, а вот мне бы он порекомендовал. Потому что я ведь «близкий человек, поддерживающий пациента после перенесённой операции»: я переживаю, и мне не мешало бы успокоиться. Я говорю, что отлично себя чувствую, однако Эрик не сдаётся.
— Это ты сейчас так думаешь, а через пару часов у тебя может сильно подскочить давление.
Я даю себя уговорить и послушно выпиваю капли. Эрик просит меня вымыть руки с антисептиком и спрашивает, до чего я дотрагивалась, пока искала Олину палату. Он старательно протирает дверную ручку, косяк и даже плинтус, хотя его я не трогала. Мы шутим на этот счёт. Вот смешно: оказывается, я — жутко заразная монструозная русская Матрёшка. Матрёшка-убийца, которая бродит по коридорам больницы и оставляет после себя горы трупов.
Тут снова входит Эрик! Давненько не виделись! Он просит меня надеть на голову пластиковую шапочку и убрать под неё волосы. Меня начинают раздражать этот медбрат и само отношение ко мне. Не очень-то приятно, когда тебя считают разносчиком заразы только потому, что ты приехал из России.
Видите ли, мои русские бациллы могут повредить нежному аландскому организму. Да ему ничего не повредит, этому организму, на аландцах пахать можно! Обращаются со мной, как с зачумлённой. Причём соображают медленно, как истинные «тормоза». Если мои бациллы перепрыгнули на дверную ручку, то они это уже давно сделали. Я ведь здесь сижу целых четыре часа! У меня была масса шансов устроить эпидемию страшного русского гриппа, от которого остров вообще вымрет и перестанет существовать как автономная провинция Финляндии! Чего теперь гоношиться и заставлять меня напяливать на голову пластиковую шапочку? Вы меня ещё в целлофан заверните, чтобы уж точно!
