— Вы даже не представляете, Маргарита, — говорил он, — сколько неучтенных оттенков есть на свете, а все потому, что сбрасывают со счетов эмоциональную составляющую. Вот смотрите, сейчас правый дракон пытается воспроизвести в цвете тяжелое серебро мартовского снега, а левый — дремотное очарование лесной чащи. Теперь началось ностальгическое: цвета пармской фиалки, настурции и табака, стрекозы, кузнечика, Каспийского моря и резеды. Так назывались оттенки, очень популярные в XIX веке…
И тут на кухню вошла Корица. Че, обернувшись к ней, чуть не выронил нож, а Георгий даже привстал на задние лапки. Захватило дух и у Маргариты — такой красивой свою бабушку она не видела ни разу. В бархатном платье винного цвета, с высокой прической, Корица, казалось, излучала сияние. Что там фокусы дымо-драконов!
— Вот это стол! — похвалила она, совсем-совсем не обращая внимания на восхищенные взгляды. — Вот это друзья! Вы даже не представляете, как я проголодалась! Кстати, по дому бродит совершенно удивительное существо с крыльями и голубыми глазами. Это кто?
ГЛАВА 29
в которой де Сюр знакомится с Росянкой
Пока в квартире Корицы мирно ужинали, обмениваясь новостями, де Сюр сидел в кабинете Франкенштейн, который теперь напоминал сооруженный на скорую руку офис. Режиссер полировал специальной щеточкой ногти и задумчиво рассматривал сложенную в кресле Нашу Лилечку. Время от времени, будто сравнивая копию и оригинал, он переводил взгляд с директрисы на плакат, украшающий стену. Там, сияя улыбками, Лилия Филадельфовна и Афелия Блюм, обе в черных очках, с двух сторон поддерживали горшок с Большим Афелиумом. Де Сюр готов был поклясться — тем самым, который теперь красовался на сцене во время кастингов. Казалось, он узнал бы это растение из тысячи — будто оно имело собственную физиономию. Внизу плаката шла крупная надпись: «Союз цветов и театра, что может быть лучше!»
— Нечисто тут дело! — пробубнил де Сюр и, неосознанно копируя Блюм, поправил бейсболку на голове Старушки Франкенштейн. — Как бы мне в твоем положении не оказаться, коллега.
Он еще раз бросил взгляд на изображение Блондинки — и оторопел. Потом выронил щеточку, принялся тереть глаза, плевать через левое плечо. В конце концов выбрался из кресла и пересел на стул в противоположном углу. Еще бы: на какую-то долю секунды вместо лица Афелии он явственно различил на плакате лицо своей матери. А ведь старуху боялись даже те, кто приходил к ней за помощью. «Не меня они боятся, — ухмылялась она, когда очередной клиент, наслав порчу на друга или недруга, поспешно скрывался за дверью, — а того зла, которое в них самих живет, а здесь наружу выскакивает. Как черт из табакерки. Торгуй миражами, сынок, и всегда будешь сыт!» Обычно после этого мамаша награждала малолетнего отпрыска увесистым подзатыльником. Потому что всем и всегда была недовольна. А однажды…
Но тут, прервав воспоминания де Сюра, в кабинет, гремя каблуками, ворвалась Афелия Блюм.
— Чего расселся? — прокричала она с порога. — У нас появился враг, а он сидит! Когда исчезли папки из сейфа, я подумала — случайность. Но теперь… Киоски разгромлены по всему городу, десятки растений погибли! Костюмершу похитили — а ведь она должна была стать главной жертвой!..
Отдышавшись и откричавшись, Афелия заговорила спокойнее:
— Что творится, а? Эдак можно и до спектакля не дотянуть. Ладно еще кастинги идут бойко, и той энергии, которую мы скачиваем с идиотов-зрителей, нам худо-бедно хватает. Бросай свои пилочки-зеркальца, больше меня про внешность думаешь. Пойдем, пора тебя кое с кем познакомить. А может, и «кое с чем». Не знаю, как лучше сказать. Только возьми вот это, иначе я за твою жизнь не ручаюсь.
Она достала из сумки темные очки. «Ничего фасончик», — машинально отметил про себя режиссер и всю дорогу, пока шли длинными коридорами, размышлял о том, что вот и по поводу внешности Блюм укоряет его как покойная (слава тебе Господи, что покойная) мамаша. Однако стоило Афелии распахнуть дверь С-3, все мысли из тщательно причесанной головы де Сюра просто вышибло. Второй раз за этот малоприятный день. Он судорожно принялся искать платок и тут же зажал им свой нос. Почудилось, что в темноте бывшего художественного цеха растеклось зловонное болото, в центре которого пыхтело и ворочалось странное нечто. Пахло зверем. Едва успел де Сюр подумать, что так вонять может только в вольере, где все обгажено слизью и чешуей крупной рептилии, как ощущения его стали стремительно меняться.
Сперва повеяло чем-то приятным, потом и вовсе — С-3 затопил аромат обожаемого режиссером французского парфюма. В следующую минуту де Сюр сообразил, что буквально в двух шагах от него стоит стол, а на столе — элегантный кейс с откинутой крышкой, доверху заполненный — воистину райское зрелище! — аккуратными пачками банкнот, уложенных в ровные ряды. От пачек исходило магнетическое зеленоватое свечение. Да что там свечение — сияние! Режиссер сглотнул и подался вперед.
— Говорила же, надень очки! — Блюм впилась ногтями напарнику в руку.
Де Сюр нехотя послушался, опасаясь спугнуть прелестное видение. И оказался прав. Как только глаза оказались за защитными стеклами, тотчас вернулся гадкий запах, а вожделенный чемодан исчез. Виски у де Сюра немедленно взмокли. Еще бы — теперь на него пялилось настоящее чудовище! Из небольшого болотца в центре комнаты поднималось сразу три отростка. Тот, что торчал посередине, был значительно короче и толще остальных, его венчал кожистый мяч-глаз, вылупивший черную смородину зрачка. Второй — длинное и гибкое щупальце — заканчивался пастью на манер граммофонной трубы, обрамленной по периметру жерла бесчисленными мясистыми лепестками. На конце третьего отростка вызревала почка размером с небольшой автомобиль, которая то и дело взрывалась с разных концов струйками золотистой пыльцы. Пыльца оседала по стенам и потолку гроздьями лягушачьей икры, и де Сюр наконец-то понял, откуда в таком количестве берутся светлячки мадам.
— Вот, — с гордостью сказала Блюм, — если Афелиум — наш король, Цветок-солнце, то здесь ты видишь Росянку, его верную слугу. Росянка — наша фабрика-кухня, последнее звено всей энергетической цепи. Она перегоняет сырую энергию зрителей в тот вид материи, которым я распоряжаюсь по своему усмотрению. В свою очередь я вкладываю все новые средства и силы в привлечение доноров. Круговорот еды в природе. При этом каждый решает свою задачу. Корни Росянки простым глазом не увидеть, они… как это… не совсем материальны, но стены зала, пол, потолок оплетены тончайшей и чувствительной сетью. Зрителей выкачивает на раз.
— Теперь ясно, — де Сюр снова прикрыл нос платком, — отчего народ в городе болезни косят. Люди просто обессилены и открыты любым вирусам. А нам не повредит?
— Нам — нет! — Афелия ловко выхватила из дрейфующего мимо облачка пыльцы один огонек. Тот затрепыхался у нее в когтях, как пойманная рыбка.
— Вот этот светлячок, Адениум, корпускула чистой энергии! Универсальная сила, которая подчиняется всем моим командам! Но двигаться они могут только в определенной среде: либо в темноте, либо при искусственном освещении. Это раз. А два — светляки абсолютно тупые! Выполняют только приказы. На самостоятельные действия не рассчитаны.
