Я налила в стакан сок и устроилась возле окна, поглядывая во
двор, пила сок маленькими глотками, чувствуя пустоту в душе. Безделье для меня
непереносимо. Надо срочно подыскать себе занятие, в четырех стенах я просто
свихнусь.
А что, если съездить в Тулу? Вряд ли я найду там что-то
интересное, скорее всего, след вновь никуда не ведет. А вдруг повезет, и я…
Зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала голос Федора:
— Ты считаешь, что этот тип с татуировкой убийца
Деревягина?
— Коптелов сказал, у убийцы была татуировка “крылатый
змей”. Я не очень верю в совпадения. Не забывай, на его имя оформлена
московская квартира Глеба.
— Он мог просто воспользоваться паспортом. Но
татуировка — это серьезно. Хорошо. Я поговорю с одним человеком, он им
займется.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что мой человек установит за ним
наблюдение. Если что-то в его поведении покажется подозрительным…
— Может быть, стоит рассказать о нем Коптелову?
— Менту? Ты с ума сошла. Только ментов нам не хватало.
Сегодня я переговорил кое с кем, надеюсь, свой пыл они умерят.
— Ты сказал, что знаком со мной? — испугалась я.
— Я сказал, что ты наша клиентка, и мы не
заинтересованы в скандале. Есть еще новости?
— Кто-то разбил зеркало в моей квартире.
— Черт, — выругался Федор, а я продолжила:
— Какой-то тип подкинул мне в карман записку типа “не
суй свой нос”.
— Ну так не суй, — не сдержался Федор. —
Поживи у знакомых и прекрати копаться в прошлом Глеба. Он — убийца, и у него
опасные друзья.
— Ты что-нибудь узнал о парне, который следил за мной?
— Пока только имя. Борис Алексеевич Никольский,
двадцать пять лет.
— Откуда он вообще взялся?
— Он в этом городе родился.
— Я не это имела в виду…
— Дорогая, ты слишком много от меня хочешь. Не забывай,
мне следует проявлять осмотрительность, раз от тебя этого не дождешься…
— Извини, — промямлила я.
— Давай не будем никуда спешить, сделаем паузу и
посмотрим, что будет дальше. Хорошо?
— Хорошо, — ответила я, но как только повесила
трубку, поняла, что сделать паузу не получится. Что-то гнало меня из дома, что-то,
сотканное из боли и любопытства, и еще: пока я выспрашиваю о Глебе, по
крупинкам собираю сведения о нем, он вроде бы еще жив…
Бычков сказал, что встретил Глеба год назад возле “Золотого
льва”. Он сказал, в феврале. В феврале мы еще не были знакомы, и Глеба не могло
быть в городе. Бычков ошибся или сознательно ввел меня в заблуждение? Впрочем,
ничто не мешало Глебу раньше бывать в этом городе. Почему нет? Хотя я бы на его
месте рисковать не стала, сменив имя, глупо приезжать туда, где тебя знают под другой
фамилией, слишком велика вероятность встретить старых знакомых.
Мыслями я вновь возвратилась к разговору с Бычковым, и чем
больше я думала о нем, тем меньше он казался мне похожим на преступника. При
всем уважении к чужому артистизму, я вынуждена была признаться себе, что не
могу его представить в роли убийцы. Если допустить, что Бычков говорил мне
правду, то визит в Тулу вовсе не лишен смысла. По его словам, Глеб очень хорошо
знал город, возможно, он там родился. Распутывать клубок с самого начала намного
легче. Вот только под какой фамилией его там искать? Той самой, что он назвался
Бычкову? Вряд ли. Аркадием Глеб стал после Ярославской области. Так-так… Он
покидает место преступления и через какое-то время оказывается в Сибири. Что ж,
очень разумно. На год с небольшим следы его теряются, а потом он объявился в
Москве с паспортом Бычкова. Где он провел этот год? Логично предположить, что
обтяпывал очередное дельце. Отчего бы и не слетать в Сибирь, чтобы все это
прояснить?
Сибирь далеко, а вот в Туле я могу оказаться через несколько
часов. Конечно, сейчас не самое удобное время для начала путешествия, но мне
ничто не мешает переночевать в гостинице. Что меня здесь держит?
— Ничего, кроме тягостных воспоминаний, — вслух
сказала я, быстро собрала кое-какие вещи и покинула квартиру.
В Тулу я приехала поздно ночью. Номер в гостинице показался
мне убогим, но лишь только голова моя коснулась подушки, я уснула и проспала
почти до полудня. Позавтракала в кафе и поразмышляла, где искать Глеба, то есть
следы его пребывания в этом городе. На сей раз у меня нет ни адреса, никакой
другой зацепки, кроме утверждения Бычкова, что Глеб хорошо знал этот город. В
милицию мне дорога заказана, обращаться в какое-нибудь сыскное агентство тоже
неразумно, к тому же все это займет много времени.
В конце концов я не придумала ничего лучше, как отправиться
в библиотеку. Пожалуй, стоит и в этом городе поискать следы преступления. Два
убийства, о которых я знаю, произвели на граждан впечатление, об одном писали
все местные газеты. Как правило, от дурных привычек трудно избавиться, очень
возможно, что и в этом городе он оставил кровавый след. В любом случае ничего
умнее в голову не приходит.
Вскоре я оказалась в зале периодики областной библиотеки с
подшивками местных газет. Их количество вызывало у меня трепет, я решила, что
искать надо, начиная с газет трехлетней давности, до убийства в Лоскутове. С
Бычковым Глеб встретился где-то через месяц после этого, значит, не позднее
января. Отбросим десять месяцев, что он прожил в законном браке с Надеждой…
Вздохнув, я принялась изучать газеты. Довольно любопытное занятие. Я листала
их, постепенно уходя в собственные воспоминания, не замечая, как быстро идет
время. Когда глаза начало ломить от напряжения, а на столе оказалась гора новых
газет, я взглянула на часы и совсем было собралась отказаться от своей затеи,
но, вытащив наугад подшивку, решила закончить свои изыскания, когда закроют
библиотеку, и вновь принялась листать пожелтевшие страницы.
Заметка была маленькая, если б не фотография, я бы наверняка
ее пропустила. В заметке сообщалось о похоронах Людмилы Петровны Грачевской,
видного общественного деятеля и так далее, безвременно ушедшей от нас… Женщина
погибла в автомобильной аварии в возрасте тридцати семи лет, и было это десять
лет назад. На фотографии возле гроба среди скорбящих родственников и друзей
стоял Глеб. В сильнейшем приступе горя он закрыл лицо ладонью, должно быть,
безуспешно пытаясь справиться с рыданиями, но я все равно его узнала. То есть я
не сомневалась, что это он, мой муж… Погибшей было тридцать семь лет, Глебу
двадцать семь — двадцать восемь. Брак явно неравный и должен был вызвать
кривотолки.
