– Кто тут?
– Я, мисс Рыжик. Это я – Михаэль.
– Ну, ты… – Полина без сил опустилась на диван. – Ты…
– Вы не заперли дверь, я ж говорил – запереть, а вы забыли. Я просто подумал, что вы наверняка забудете, поэтому вернулся. А вы и точно забыли…
– Зачем ты… Тебе домой надо, – устало произнесла Полина. – Поздно, поздно.
– Домой! Что я, дитя, что ли? – Мальчишка рассердился. – Я не ребенок, не надо со мной, как с маленьким…
– Ну ладно, ладно…
– Вы думаете, я не вижу, как вы ко мне!.. – вскрикнул он. – Думаете, глупый ребенок, а я не глупый и не ребенок – вот! Вы же сами, сами – я видел, какое у вас лицо было сегодня, как у девчонки. Вы всего боитесь, думаете, я не знаю, как вам страшно? Как вам тут одиноко! Но вы делаете вид, важничаете, если кто-то младше вас на чуть-чуть, так он и глупец желторотый, и понять вас никак не сможет. Сможет!
Михаэль говорил яростно, задыхаясь. Полина не видела его лица, лишь темный силуэт, она нерешительно протянула руку, он оттолкнул ее.
– И не надо меня жалеть! Я тут вам не собачонка или морская свинка! Если хотите знать, я такой же человек, как вы! А вы… вы… – Мальчишка закашлялся. – Вы просто слепая, не видите, не чувствуете… А если кто-то вас любит, то вам наплевать – ну да, конечно, ребенок! Вот я понимаю, если бы это был господин директор, думаете, никто не видит, как вы на этого Галля смотрите, с каким обожанием, а ему-то на вас наплевать!
– Прекрати… – попросила Полина робко. – Замолчи, не надо…
– А если кто-то другой готов для вас все сделать и даже жизнь… И готов и рад, но просто немного младше… Как будто это какое-то преступление – что младше! – Михаэль задохнулся, всхлипнул. – Во всех ваших книгах только про любовь и написано, за любовь там на смерть идут, под паровоз… Не зря, выходит, все там про любовь, в книгах? Видать, стоит она, эта любовь, того, чтоб про нее столько писали? Или нет? Нет! – Он махнул рукой. – Для вас вся эта любовь в книжках, а когда… а если… кто-то…
Михаэль снова махнул рукой, закрыл лицо ладонями и отвернулся. Полина подалась вперед, хотела обнять его за плечи, он отстранился, вяло оттолкнул ее руки. Она прижала его к себе, крепко обхватив, она ощутила, как вздрагивает его спина. Полина что-то зашептала, быстро и бессмысленно, вдыхая запах его волос, его тела, от него пахло древесной стружкой и еще чем-то горьковатым. Дымом – догадалась она.
Всхлипнув, он что-то проговорил, горячо дыша ей в шею, Полина не расслышала, она почувствовала его губы, тоже горячие и мокрые. Она испуганно замерла, Михаэль поцеловал ее в шею, потом в подбородок, потом в губы. Она чуть не задохнулась, безуспешно и слабо сопротивляясь, хотела отодвинуться. В голове что-то жарко застучало, его рука легла на ее затылок, сильная ладонь дрожала, в этот момент Полина была почти уверена, что все происходящее сон, бред – все что угодно, но только не явь.
Полина приоткрыла губы и подалась вперед, халат сполз с плеча. Его грубый свитер елозил по ее груди, царапал сосок. Она стянула свитер через голову, бросила на пол. Михаэль выпрямился, потом, нагнувшись, принялся быстро и больно целовать ей шею и грудь.
– Погоди… – прошептала Полина. – Погоди, не так…
31
Полина проснулась. Выплывала из странного сновидения, где она бесконечно долго возилась со скатертью: во сне она накрывала большой обеденный стол, белая материя капризно морщилась, топорщилась картонными складками, а когда наконец удалось расправить скатерть, оказалось, что она вся в винных пятнах и крошках от еды. Полина начала тереть и чистить, с растущим ужасом видя, что скатерть становится только грязней.
Долго не открывала глаза, вчерашняя ночь постепенно проступала все яснее, собираясь, как мозаика, складывалась из мелочей и подробностей, от которых хотелось выть в голос. Полина накрыла голову подушкой и замычала, как от зубной боли.
«Что теперь? Сделать вид, что ничего не было? Или поговорить, объясниться? И что сказать? Ну что тут можно сказать, господи?»
Будильник показывал без пяти семь, она поплелась в ванную. В углу стояла пустая бутылка и чашка. Стараясь не глядеть в зеркало, Полина вылила остатки вина в раковину, пустила воду.
– Кислятина… – пробормотала она, включая душ. В спальне затрещал телефон. – Ну, кто там еще, господи?
Она подняла трубку.
– Это я, – раздался восторженный шепот. – Я не мог просто дождаться, мисс Рыжик, даже не спал! Я хочу вам сказать… – Михаэль задохнулся. – Хочу вам сказать, что вы… что я… Я знаю – такие вещи нужно говорить с глазу на глаз, но я не могу ждать, хочу сказать вам сейчас…
Женский голос на том конце позвал его, мальчишка закрыл мембрану, но Полина услышала: «Иду, мам, сейчас иду!»
– Я хочу вам сказать, – он зашептал еще быстрей, – что вы самая красивая, самая волшебная женщина на свете! И я вас люблю! Люблю!
В трубке пошли гудки, Полина их слушала не шевелясь, чувствуя, как лицо ее наливается жаром.
Через полчаса, уже садясь в машину, она увидела, как к дому майора подкатил черный «Бьюик», из него вышел худой господин с хмурым крокодильим лицом, тоже весь в черном, макинтош, шляпа, лаковые штиблеты. Заметив соседку, крокодил приподнял шляпу, показал зубы и циркулем зашагал к веранде. Полина кивнула, закрыла дверь, повернула стартер.
Она остановилась у «Глории», купила картонку апельсинового сока и пару яблок, рядом с кассой лежала стопка свежего выпуска «Данцигского вестника». Жирной гельветикой было набрано: «Голодная свадьба – Волчица наносит удар». Под заголовком шрифтом помельче шло: «Пожар и два трупа! Колинда делает работу полиции, очищая город и окрестности. Вчера после полудня сгорел притон, где находил пристанище бездомный сброд, наркоманы и пьяницы. Там же скрывались нелегальные эмигранты и прочие преступники. Пожарные безуспешно боролись с огнем, однако лачуга сгорела дотла. Полиция обнаружила два обгоревших трупа, установить личность которых не удалось. Скорее всего, это были нелегальные эмигранты». Дальше шло интервью с шерифом.
Кассирша, сонная, с белым брезгливым лицом, небрежно протарахтела по клавишам, аппарат с хрустом выплюнул чек. Не глядя на Полину, отсчитала медяки сдачи, сунула покупки в пластиковый пакет.
– Эти… – она кивнула на газету. – Продукты у меня тут покупали, иногда. – Она шмыгнула и скривила лицо: – Такая вонь от них шла! Чиканос…
Оба урока тянулись кошмарно долго, Полина старательно избегала смотреть на Михаэля, тот сидел в первом ряду и неотрывно пялился на нее. Мысли путались, она сбивчиво что-то говорила, запинаясь и забывая, с чего начала, три раза назвала Вронского Болконским.
После звонка она сразу сбежала в учительскую и с полчаса пряталась там. Вышла, прицепившись к школьному тренеру по лакроссу, краем глаза заметила Михаэля в конце коридора, юркнула в кабинет Веры Штаттенхаммер. Вера удивленно взглянула на нее, предложила чаю. Полина отказалась.
