Тон выходил хамоватым, Полине казалось, что получается это почти непроизвольно. Михаэль потрогал пальцем стальную собачку, латунные винты в косяке.
– Да, хороший. Надежный замок…
Полина скрестила руки на груди, вопросительно уставилась на мальчишку. Он встретился с ней глазами и тут же отвел взгляд.
– Можно мне зайти? – Ленц смотрел куда-то в сторону, часто моргая длинными ресницами. На скуле проступил румянец.
«Как от мордатого шерифа с тугой шеей мог родиться эдакий херувим, – подумала вдруг Полина, – тут родства не более чем между топорным гаучо с фрески Сикейроса и воздушным пажом с полотна Боттичелли».
– Ну? – Полина захлопнула дверь. – В чем дело?
Спросила холодно, почти враждебно. Тут же с досадой подумала: «Что со мной? Почему я не могу говорить нормально, это же мальчишка, просто ребенок! Ну хорошо, не ребенок, – подросток».
Михаэль присел на угол дивана, сцепил пальцы рук. Полина опустилась в кресло, тут же встала:
– Хочешь соку? Есть апельсиновый.
Мальчишка торопливо кивнул, быстро взглянув на нее.
Полина вернулась с двумя потными рыжими стаканами, протянула один Михаэлю.
– Дочитал книгу? – спросила Полина, садясь в кресло. На кухне ей удалось кое-как собраться с мыслями, дальнейшее поведение должно пройти под лозунгом «Из нас двоих только один взрослый, и это я».
Ленц кивнул и махом выпил полстакана сока.
– Ты знаешь, – Полине казалось, что голос фальшивый, таким говорят учителя и священники, она, пересилив себя, продолжила: – Анна, наверное, мой любимый персонаж. Вообще в литературе. Она олицетворяет любовь, пусть грешную, страстную, необузданную, но именно любовь. И от читателя ждет лишь понимания и сострадания. Не пересчета ее прегрешений, а именно прощения. Да и кто мы такие, чтобы судить ее?
Ленц поднял глаза и кивнул.
– И дело тут не в том, что все мы не без греха и поэтому не нам бросать камни. Дело в зависти. Те, которые гневно порицают Каренину, они завидуют ее свободе, а главное, ее способности любить. Любить без оглядки, любить до самозабвения, любить до смерти. Для них любовь – арифметика, для Анны – воздух, сама жизнь. Ханжа подобен бескрылой птице, лицемерно пугающей опасностью полета.
Михаэль, не отрываясь, смотрел на нее. Солнечные полосы на полу доползли до его ботинок, он сделал глоток, опустил руку. Луч угодил в стакан, сок в стекле тут же вспыхнул, как волшебный эликсир.
Полина замолчала, она потеряла нить, улыбнулась.
– Ну, это так, вкратце, подробности оставим для классных занятий. – Она сделала паузу, спросила: – Что случилось с мисс Андик?
Мальчишка не удивился вопросу, он поставил стакан в солнечную лужу на полу, сцепил пальцы. Внимательно посмотрел на Полину:
– А что вам известно?
– Только то, что она жила в доме, где сейчас живу я. Преподавала в школе, в которой сейчас преподаю я. Была окружена теми же людьми, ходила по тем же улицам, смотрела из этого окна на это чертово кладбище. А потом… Потом вдруг села на велосипед и укатила в неизвестном направлении.
Полина замолчала, Михаэль нахмурился, его лицо удивительным образом, утратив детскую смазливость, стало взрослым, почти мужским. Он рукой откинул челку назад.
– Или не уехала… – тихо сказал он. Полина вздрогнула, непроизвольно посмотрела на потолок.
– Она нигде так и не появилась. Полиция связалась с университетом, отец… – Михаэль запнулся, быстро добавил: – Отчим… ну это неважно, мой отец… ну это тоже неважно… короче, ни ее родня, ни знакомые ничего не знали. Никто ее не видел, она никому не писала, не звонила. Вообще…
Лицо Полины застыло, внутри появилась тяжелая тошнотворная пустота. Ей почудился тот же приторный мускусный запах, который шел с чердака.
– А мертвый робин? – она с трудом сглотнула, от апельсинового сока слюна стала тягучей и кислой.
– Она несколько раз звонила в полицию. Сначала из-за каких-то звуков, с чердака, из стен. Ей посоветовали завести кошку или купить мышеловку. Это отец – ему казалось очень остроумным, он всем рассказывал про свою шутку. Потом появилась мертвая птица, Лорейн… вернее, мисс Андик снова позвонила в полицию. Через несколько дней еще одна птица, она снова звонит. Отец был уверен, что учителка просто издевается над ним.
Мальчишка замолчал, между бровей появилась складка, он взрослым жестом провел по скуле, словно проверяя щетину.
– Но она не издевалась… я видел в школе, на уроках… Видел, как сильно она напугана, так не издеваются. Нет, так не издеваются. – Михаэль вдруг заговорил быстрее, с азартом. – Она вот ведет урок, вдруг – раз, и застынет, как будто в гипнозе. Или говорит с тобой, вдруг на полуслове повернется и уйдет. Нет…
– Как к ней относились, ну вообще? В школе, ученики… Тебе она нравилась?
– Да… Нет, верней, не так, как… – он вдруг смутился и покраснел. – К ней нормально все относились, да. И в школе, и мистер Галль тоже. Ну, все вообще… Когда она исчезла, стали болтать, что она просто спятила, ну, в смысле чокнулась.
– Слетела с катушек. – Полина кивнула. – Понятно. Уехала кататься на велике и заблудилась. Красивая версия.
Михаэль пожал одним плечом, неуверенно сказал:
– Про волчицу говорили… Что это волчица… – Он замялся.
– И ты веришь?
– Ну, а бродяга тогда как? У него следы от зубов на шее. Дырки прямо на горле! Я фотографии видел, которые в деле лежали, у отца, – жуть!
Полина закусила губу: мускусный запах, чердак – она не знала, как об этом сказать. «Я подозреваю, что у меня там труп вашей учительницы по литературе? Милый мальчик, не проверишь ли?»
– Михаэль? – неуверенно обратилась Полина. – У меня есть… просьба.
Ленц выпрямил спину, с готовностью уставился на нее.
«Как пес», – улыбнулась Полина.
– С чердака какой-то запах, – обыденно произнесла она, усмехнулась, нервно крутя стакан с соком, – ты не посмотришь? А то я… – она не знала, что сказать, конец фразы повис в воздухе, но Михаэль с готовностью кивнул, тут же встал.
– Ну, вот и отлично, – Полина энергично поднялась, ее чуть мутило, она глубоко вдохнула, стараясь не думать о куче истлевшего тряпья в углу чердака под самой крышей.
Фонарь нашелся внизу, в ящике, среди кухонного хлама. Полина поменяла батарейки, пощелкала кнопкой. Михаэль сунул фонарь в задний карман. Поднявшись в спальню, он уставился на кровать, потом смущенно отвернулся – со спинки свисали черные колготки. Полина, быстро скомкав, молча спрятала их в ящик комода.
Михаэль забрался на стул, ухватился за веревку, осторожно потянул. Заскрипев пружинами, люк приоткрылся. Сверху торчал конец складной лестницы.
Полина отпрянула – вонь явно усилилась. «Надо ему сказать, предупредить».
