До конца обеда оставалось двадцать минут. Она села на жесткую скамью на самом солнцепеке, достала телефон. Открыла книжку, стала перебирать номера, имена, дошла до конца. Ей хотелось просто поговорить с кем-то, сообщить, что она жива. Что с ней не происходит ничего интересного. Ровным счетом ничего. Что ей грустно и она не знает, что делать дальше со своей жизнью. А главное, зачем.
4
Новый ангел появился на стене склада, он тоже был набрызган розовой аэрозольной краской по трафарету. Краска подтекла, тонкие розовые дорожки сбегали вниз до самого асфальта. Полина остановилась и зачем-то тронула краску пальцем. Вспомнила девчонку в шляпе с лентами и тут же увидела ее – девчонка стояла на солнечной стороне улицы, держа за руку толстую старуху. На старухе было черное просторное платье, похожее на балахон, в одной руке раскрытый зонт, тоже черный, в другой телефон. Девчонка что-то сказала старухе и вприпрыжку подбежала к Полине.
– Так это ты рисуешь? – Полина пожала маленькую ладошку, еще горячую от бабкиной руки.
– Ты что! Я так не умею.
На загорелой коленке белел пластырь, немытые руки были в мелких кошачьих царапках. «Котенок, – подумала Полина, – надо будет и мне завести, хоть кто-то рядом будет…»
– Это ангел Хорхито, видишь? – Девчонка ткнула в имя, выведенное рядом с ангелом. – Хо-рр-хи-то!
– Так ты читать умеешь? – Полина засмеялась, притворно удивляясь, она никак не могла вспомнить имя девчонки, голова болела с обеда. Больше всего ей хотелось доползти до комнаты и рухнуть в кровать. – Этот Хорхито твой друг? Ты играешь с ним?
Девчонка скривила рожицу, покачала головой и с сожалением взглянула из-под шляпы на Полину:
– Ты что, вообще того? Как же я могу играть с ним, если он ангел? – Она развела руками и сказала в сторону: – Не-е, ну вообще…
– Глория! – старуха закончила говорить по телефону и позвала девчонку.
«Точно, Глория!» – с облегчением подумала Полина.
– Ладно, пока! – девчонка протянула руку. – Бабуля будет ругаться.
Она вприпрыжку побежала к старухе, обернулась:
– А ты красивая! Я такая же буду красивая, когда вырасту!
Полина зашла в контору, Дорис оторвалась от толстой книги, кинула на стойку ключ. Чтобы жильцы не утаскивали ключи с собой, к ним были приделаны деревянные дули размером со среднюю грушу дюшес. На боку каждой кто-то старательно, но неумело выжег номера комнат.
– Я тряпки твои отдала уборщице, как ты просила… Правильно? – Дорис сняла очки, положила на книгу. – Там Фрэнк седьмой заканчивает, жаль, краски нет, засохла, Джаг двери прошлым летом подкрашивал, крышку не закрыл. Вот засохла… Но ты, наверное, все равно в третьем останешься?
Полина кивнула, взяла ключ.
– Эй, слышь? – позвала Дорис.
Полина повернулась.
– Что?
– Ну, ты вообще как? – спросила Дорис.
– Нормально. – Полина хмуро пожала плечами, взялась за ручку. – Нормально.
– Да погоди ты…
Полина поняла, что Дорис просто хочется поболтать, но она явно не знает о чем. Полина, вздохнув, повторила:
– Нормально все у меня. Еще полтора месяца гарантированной зарплаты, – кивнула на книгу. – Читаешь?
– Слушай! – оживилась хозяйка. – Я исторические, да еще про иностранцев, не очень. Но эта… – она похлопала ладонью по раскрытому тому. – Это, я тебе скажу… Это…
Слов ей не хватало, Дорис от избытка чувств выпучила глаза и затрясла яичными кудрями.
– Там один, то ли поляк, то ли еврей, кавалерист, короче. Красавец! А у нее ребенок. Да и самой под сраку уже лет за тридцать, там не очень понятно про возраст. И муж у нее – тоже мужик в полном порядке, он в конгрессе или в сенате большая шишка.
Дорис частила, словно боялась не успеть. Передохнула и затараторила дальше:
– Но, судя по всему, у них секс не заладился. Хотя тот, муж ее, не пидор и не импотент. Видать, по работе у него много проблем. С мужиками так запросто бывает, это там очень точно все. Ну вот, она ему и говорит: раз ты, любезный муженек, меня удовлетворить не можешь, пойду-ка я к кавалеристу…
Полина кусала губы, сдерживалась, но тут ее прорвало. Она захохотала.
Дорис растерянно замолчала. Потом сказала обиженно:
– Дура ты… Потому что молодая. Там все очень жизненно.
– Да нет… – Полина выдавила сквозь смех, вытирая рукой слезы. – Нет… Читала я книжку эту, читала.
– Ну и? – Дорис подозрительно поглядела на нее.
– Хорошая… Очень хорошая книга.
Дорис настороженно улыбнулась:
– Ты только не рассказывай, что там в конце. Ладно?
Полина захлопнула дверь, сложилась пополам и, зажимая рот рукой, стала беззвучно смеяться. У седьмого номера на корточках сидел жилистый, краснолицый мужик в комбинезоне. Вокруг, в светлых завитках свежей стружки, валялись инструменты.
«Фрэнк, – подумала Полина, проходя мимо. – Мастер на все руки».
Тот подмигнул и ухмыльнулся. С лицом крепко пьющего человека, без переднего зуба и сломанным носом, Фрэнк был одним из тех неудачников, кого черные презрительно кличут «хонки», а свои называют – «белый мусор».
– И как же такую фифу занесло в эдакую помойку? – Фрэнк почесал небритое лицо. Он уже врезал новый замок, теперь подгонял личинку, аккуратно тюкая молотком по косяку.
Полина хотела пройти, но повернулась и сухо ответила:
– Я тут временно.
Очевидно, Фрэнк только этого и ждал – любого ответа. Он усмехнулся:
– Ага, конечно! Временно! – довольно проворчал он. – Ну да, а то как же! Конечно, временно. Я тоже – временно. Уже тридцать с лишним, и все, мать твою, временно!
Он сплюнул. Полина повернулась и пошла.
– Эй, краля! – крикнул Фрэнк ей в спину. – У тебя курева, случаем, нет?
Полина хотела сказать «нет», но почему-то вернулась, вытащила из сумки пачку.
– Ты это, того, вынь сама… А то я тебе перепачкаю там. Руки-то…
Полина протянула сигарету, дала прикурить. Подумав, закурила тоже.
– Я ж не хотел обидеть… – Мужик глубоко затянулся, выпустил дым вверх. – Место тут гиблое. Да и не только тут… – Он многозначительно прищурил глаз. – Поломалась Америка.
Фрэнк прислонился к стене.
– Все эти черномазые да пидоры… Вся эта нелегальная сволочь мексиканская. Раньше знали свое место, а теперь – свобода! Теперь жопники и ковырялки по закону жениться могут. В церкви! Это ж… – Он взмахнул темными, словно прокопченными, руками, затянулся. – А латиносы – эти вообще, что тараканы. Так и прут! Семьями, деревнями целыми. Я ж помню, когда в шестом округе их вообще не было. Вообще! А сейчас – вон! Щенки их, выблядки тринадцатилетние, с ножами! И наркоту толкают.
