Один раз он сказал по-русски:
– Я не очень хорошо знаю немецкий язык, поэтому не все понял.
– Кто вы по национальности? – спросила его Грачанка.
– Англичанин, – ответил он.
– Вы говорите по-французски?
– Только учусь, – простодушно ответил он и улыбнулся.
– Вы хорошо говорите по-русски, – сказала она. Разговор их происходил именно на этом языке.
– Да, – коротко ответил он. – Я прожил там много лет.
После этого перечисление его преступлений продолжилось на понятном ему языке. Обвинение зачитывал Иван Оранович, и, слушая его, подсудимый пару раз улыбнулся.
У Грачанки ни на миг не возникло сомнения в виновности этого человека, потому что она с первого взгляда узнала его – это был один из четверых мужчин, которых она видела у своей двери в день убийства Бартоломью. Но формально до вынесения приговора она должна была спросить, не желает ли он что-нибудь сказать суду.
Он снова улыбнулся.
– Я не один из «Четверых благочестивых», – сказал он. – Если кто-то утверждает обратное, он лжет.
– Это все, что вы хотите сказать? – презрительно спросила женщина.
– Да, – коротко и спокойно ответил он.
– Вы отрицаете, что участвовали в убийстве нашего товарища Старкье?
– Этого я не отрицаю, – без тени смущения произнес он. – Но я не участвовал – я убил его собственноручно.
Все, кто был в зале, разом ахнули.
– Вас обвиняют в убийстве многих членов Красной сотни. Вы отрицаете свою вину?
Прежде чем ответить, он ненадолго задумался.
– Насчет Красной сотни – не знаю, но я действительно много убивал. – На этот раз говорил он взвешенно и серьезно, как человек, осознающий ответственность, и снова по залу прокатился приглушенный ропот. И все же, несмотря на то что допрос подтвердил их предположения, женщина из Граца почувствовала растущее беспокойство.
– Вы сказали, что долго жили в России. Вы и там убивали?
Он кивнул.
– И в Англии?
– Да, и в Англии, – был ответ.
– Как вас зовут? – спросила она. Почему-то только сейчас ей пришло в голову об этом спросить.
Мужчина пожал плечами и произнес:
– А это имеет для вас какое-нибудь значение?
Тут ее осенило. В зале она видела Магнуса, еврея, который уже много лет жил в Англии. Она подозвала его к себе.
– Что вы можете сказать об этом человеке? – шепотом спросила она. – Можете определить, из какого он общества?
– Из низшего, – ответил он. – И это удивительно! Вы случайно не заметили, когда его брали… Нет, вы же при этом не присутствовали. В общем, он говорит, как человек улицы – глотает придыхательные.
Увидев на ее лице озадаченное выражение, он стал объяснять:
– Понимаете, так разговаривают простые люди. Так же и в России можно отличить мужика… – и он углубился в примеры из разговорного русского.
– Как вас зовут? – снова спросила она.
Мужчина лукаво посмотрел на нее.
– В России меня называли отец Копаб…
[14]
Большинство из присутствующих на суде были русскими, и, услышав это имя, все они вскочили с мест. По залу прошла волна, как будто люди в ужасе шарахнулись от связанного беспомощного человека, стоявшего перед ними.
Грачанка встала вместе с остальными. Губы ее задрожали, в широко распахнувшихся глазах был ясно виден охвативший ее страх.
– Я убил Старкье, – продолжил он, – но на основании данных мне полномочий. То же можно сказать и о Франсуа. Когда-нибудь, – он неспешно обвел глазами зал, – я и…
– Хватит! – вскричала она и тут же прибавила: – Освободите его.
Шмидт в удивлении разрезал веревки у него на руках и ногах. Мужчина потянулся.
– Когда вы меня схватили, – сказал он, – у меня была с собой книга. Понимаете, здесь, в Англии, я нахожу в книгах утешение. И я, повидав на своем веку столько страданий и нужды, вызванных беззаконием, так же как вы, борюсь за возрождение человечества… Только делаю это другим способом.
Кто-то протянул ему книгу.
Взглянув на обложку, он кивнул и сунул книгу в карман.
– Прощайте, – сказал он и повернулся к открытой двери.
– Идите с Богом, – превозмогая дрожь, сказала женщина из Граца.
И человек по фамилии Джессен, некогда исполнитель приговоров Верховного совета, а в последнее время – государственный палач Англии, ушел, и никто не встал у него на пути.
Сила Красной сотни была подорвана, и Фалмут осознавал это. На всех больших вокзалах Лондона постоянно дежурили его люди, не говоря уже о том, что в стране работали агенты дюжины европейских полицейских служб. Одинаковые доклады шли изо дня в день: «Такой-то человек, о присутствии которого в Лондоне никто и не подозревал, покинул страну через Харидж», «Такой-то и такой-то неожиданно был замечен на вокзале Виктория и уехал одиннадцатичасовым поездом». За один день по маршруту Халл – Стокгольм из Англии уехали двадцать человек. А были еще и такие, кто уезжал из Ливерпуля, Глазго и Ньюкасла.
Я думаю, только тогда в Скотленд-Ярде оценили истинную мощь организации, которая затаилась в столице, и осознали масштаб разрушений, к которым могло привести начало террора.
Чем больше имен появлялось на рабочем столе комиссара, тем задумчивее он становился.
– Арестовать их?! – в ужасе воскликнул он, когда ему сделали такое предложение. – Арестовать? Послушайте, вам не приходилось видеть, как в Африке бродячие муравьи захватывают дома? В полночь они несметными полчищами проходят через дом, убивая на своем пути все живое, от жучков до кур. А вы видели, как утром они перестраиваются и снова возвращаются в дом? Когда такое видишь, у тебя не возникнет мысли арестовать их всех. Когда такое происходит, лучше всего уйти из этого дома подальше и дожидаться, пока последняя маленькая красная тварь не уберется оттуда!
Те, кто был знаком с Красной сотней не понаслышке, всей душой разделяли его точку зрения.
– Они поймали Джессена, – доложил Фалмут.
– Ох! – только и смог произнести комиссар.
– Когда он рассказал им, кто он, его тут же отпустили.
– Никак не могу понять, – комиссар задумчиво посмотрел в потолок, – почему «Благочестивые» сами не расправились со Старкье?
– Это довольно странно, – согласился Фалмут, – но Старкье был вынесен официальный приговор. Как и Франсуа. Не знаю как, но каким-то образом к ним в руки попали подлинники приказов об их казни. Джессен на их основании и исполнил… то, что исполнил.
