«Четыреста миллиграмм, четыреста! – мысли скакали бешено, взрываясь от негаданной радости. – Ибупрофен, четыреста в дозировке, Господи спаси, Господи помоги и выручи, лишь бы подействовало, лишь бы осталось хотя бы немного активного вещества, Господи!!!»
Священник, молча отщелкнув новую косточку, вытер блеснувшие слезой глаза. Багира сплюнула, поджав губы. Чолокян покрутил пальцем у виска. Отец сделал то же самое, а вот мать улыбнулась и кивнула. Бродяга прижал палец к губам и ушел в свою темноту, подальше от костра.
Одноглазый, открутив крышку фляги, трещал разрываемой упаковкой. Быстро запихнул таблетку мальчишке, дал запить. Воду тот пил долго и жадно, с явным трудом двигая кадыком.
Одноглазый замер, выжидая, веря и не веря в возможное здесь и сейчас. Никто не решился нарушить тишину. Каждый молчал и ждал по-своему. Когда дыхание мальчика стало ровным и он, неожиданно звучно зевнув, провалился в сон, выдохнули все.
Священник перекрестился.
– И в людей верить надо всегда.
Покосился на Чолокяна и вздохнул.
– А не только в стволы.
Глава 2
Бегущий от лезвий
Самарская обл., город Отрадный
(координаты: 53°22′00″ с. ш. 51°21′00″ в. д.),
2033 год от РХ
Морхольд, привалившись к стволу перекрученной яблони, хмуро рассматривал продырявленный вещмешок. И сало, с одного конца размочаленное попаданиями. И то и другое жалеть казалось глупым. Но он жалел. Хотя радовался больше.
Спасители сидели здесь же, разогревая на углях костерка банки с кашей и тушенкой. Еще один, огромный до неправдоподобия, порой хрустел зарослями малинника, уйдя в дозор. Отчасти Морхольд даже порадовался. В его присутствии становилось немного неуютно. Чересчур уж тот… большой.
Парочка, терпеливо дожидающаяся горячего обеда, не нервировала. Необычного в них было немного. Снаряжение, ага, именно оно. Такого профессионального обвеса, амуниции и прочего Морхольд не видел… да вообще никогда не видел.
Комбинезоны-хамелеоны, защитные анатомические шлемы, ботинки, пошитые по ноге. Оружие оказалось обычным. «Винторез», «семьдесят четвертый» АК, АПСы, НРы. У громилы, прятавшегося в малиннике, очень серьезно и сурово смотрел на мир «Печенег». Правда, какой-то явно модифицированный.
Ну, а то, что в тройке оказалась женщина, не удивишь. Разве только – и тут он явно не ошибался – мелькало в их лицах что-то одинаковое. Такое… родственное, сразу выдававшее брата с сестрой. Старшего брата и младшую сестру.
– Спасибо-то скажешь? – мужчина подмигнул Морхольду. – А?
– Спасибо, – буркнул тот, – чего-то до хрена помощи из ниоткуда в последнее время, даже растерялся.
– Хам, – констатировала женщина, – быдло и мужлан.
– Да, ты права, я настоящий мужчина…
– Яйца, табак, перегар и щетина, – хмыкнула она, – мы ровесники.
– Искренне рад.
– Я Скопа, это Пикассо, а там, в кустах, огромный и злой призрак, его звать Большой.
– Морхольд, к вашим услугам.
– А про бороду? – хмыкнул Пикассо.
– Ты ж бреешься.
– Ну да. Пикассо к вашим услугам, Морхольд, да удлинится твоя борода.
Скопа и Пикассо усмехнулись. Да так одинаково, что если у Морхольда и оставались сомнения относительно степени их родства, то сразу пропали.
– Слушайте, ребят… – он достал одну из подаренных сигарет и прикурил от горящей веточки, – а вы-то кто?
– Э? – Скопа посмотрела на него крайне удивленно. Пикассо улыбнулся, как-то очень понимающе:
– Стало быть, ты местный? И кого-то уже встречал.
– Лесника я встречал.
– Понятно. Ну а мы… как это, сталкеры, наверное. По-своему так. Живем здесь, как можем другим помогаем.
– Угу, а чего в бою недавнем не помогли? – больше спрашивать что-либо не хотелось. – Стоп…
Морхольд вспомнил доску, которую не так давно видел в школе, где прятался вместе с Дашей от стерви.
– А кто такой Кефир? И почему ты жадная скотина?
Скопа вздохнула, Пикассо снова усмехнулся. Количество его ухмылок и усмешек уже заставляло злиться.
– Жадный – это сам Кефир. Он… м-м… мутант, короче. Живет в городе, кровь пьет у всех, кто есть в округе. Но человек нужный. Достать может что угодно.
– Да и бес с ним.
– А бой – у реки, с применением артиллерии? – Пикассо зевнул. – Далеко были. Да и не наш он был, как понял.
– А на кой ляд мне помогли?
Двое мародеров, скорее всего выживших «клычевских», лежали в углу забора, заброшенные в высокую крапиву. Помощь от странноватой тройки оказалась как нельзя вовремя. Еще бы немного, и каюк Морхольду.
– Так получилось, – Пикассо подхватил ножом одну из банок прямо под донышко, перекинул на землю. Полез за остальными. – Ты против?
– Нет.
– И хорошо. Угощайся, хорошие консервы, у Кефира как раз брали. Откуда-то с Госрезерва, им сто лет в обед, но ни хрена не порченые. Умели делать раньше.
– Спасибо.
Отказываться от еды было бы глупостью. Тем более, что гречка с мясом пахла одуряюще вкусно. Морхольд наклонился, скрипнув зубами от боли в крестце.
– Чего с тобой? – Скопа нахмурила брови.
– Черт знает. То ли взрывом об дерево приложило, то ли просто ударной волной. Ходить иногда не могу.
– Беда, – констатировал Пикассо, – надо помочь.
– Надо, – согласилась с ним сестра, – у тебя сколько с собой шприцов?
– Штуки три.
– У меня тоже.
– Погодите-ка, – забеспокоился Морхольд, – чего за самаритянство?
Две пары глаз уставились на него с явным удивлением.
– Чудак человек, – сплюнул Пикассо, – я поражен.
– Говорю же, хам, мужлан и просто неблагодарная личность, – Скопа сплюнула круче, прямо через зубы. – Что, не надо помогать?
– Извини, – Морхольд вздохнул. Ему и впрямь стало стыдно. – Как-то отвык.
– Это да. – Пикассо покопался в кармане разгрузочного жилета и достал металлическую зубочистку, засунул в рот, погонял языком. – Капец курить хочется. Сколько лет как бросил, а все тянет. Дыми в сторону, слышь?
Морхольд согласно кивнул.
– Отвык он от помощи, – Пикассо стиснул металл зубами, – а раньше, надо полагать, все вокруг так друг другу и помогали?
– Тоже верно.
– Ладно. Смотри, – из подсумка он достал небольшую пластиковую емкость с иглой под колпачком, – штука полезная. Народная фармакология – это вещь, брат, всегда поможет. Разве что тару такую найти удалось не сразу. Но не боись, мы их хитро кипятим, ничего не подхватишь. Давай, прям в плечо. Подействует быстро.
