Но военморы всегда военморы. Каста, гордая и несгибаемая. Погибаю, но не сдаюсь. А если не стоит гибнуть, то живу так, как будто жизнь в один миг. Кто другой прожигал бы ее, ломая чужие жизни ради своей. Настоящие русские военные моряки оказались слепленными из другого теста. Да и не военные, шедшие к ним по зову азбуки Морзе, тоже. Сплотившиеся вокруг них люди знали – развевающийся на мачте флагмана Андреевский флаг не даст в обиду никого. Большой десантный «Цезарь Куников», оказавшийся на учениях во время удара, грозно смотрел на любого врага стволами установок АК-630 и «Градами».
Три катера «грачонка» и тральщик «Вице-адмирал Захарьин» закрывали ему тыл. Опасаться было нечего. Два танкера, добравшиеся с Порт-Кавказа, обеспечили корабли топливом.
Но моряки смотрели вперед явно хмурясь. Потому вокруг Джемете и поднималась стена, собираемая из чего только можно. Хотя и она, Морхольд понимал это правильно, не гарантировала защиты на все сто процентов. Потому что главная защита любой крепости – мужество защитников. И отсутствие предателей.
Защитников у Анапы-Джемете оказалось не так много. Курорт, много женщин и детей, стариков. И не так и много молодых мужчин. А уж сколько их погибло в первые годы Беды, он представлял себе, как никто другой. Знал, проходил на собственной шкуре.
«Куников» и два «грачонка» месяц назад ушли вместе с танкерами. За топливом, за боеприпасами к стрелковому оружию, на поиски выживших у Туапсе. Три охотничьих команды отправились по берегу вслед за ними. Крепости, как воздух, требовались люди. Требовались агрокультуры, витамины, сохранившиеся медикаменты. Десять лет спокойной жизни дали свое. За строящейся стеной заплакали и засмеялись малыши, рождающиеся в окружающей их тьме и не подозревающие об этом.
А там, где дети, там и детские болезни. И Морхольд совсем не удивился, услышав от выжившего и даже идущего на поправку лазутчика Саши про уход из Джемете такого большого количества бойцов. Кто, кроме них, сможет обеспечить женщин и детей всем необходимым? То-то и оно, что никто.
И тогда кто-то из-за стены, кто-то, явно желающий иметь больше, нашел Шефа и его Бригаду. А на стенах крепости сейчас стоял взвод охраны, все мужчины и женщины с подростками.
Морхольд старательно пошарил биноклем в хмари, все гуще окутывающей побережье. Дождь, лениво прошедший с самого утра, накрыл всю долину сырым холодным покрывалом липкого тумана. Рассмотреть что-то в нем не получалось. Оставалось идти на звуки. И как его ни злила вновь начавшаяся стрельба, это оказалось на руку.
Одна заводная у него пала. Ее даже не пришлось добивать. Кобылка просто рухнула, всхрапнула и умерла. Убежала, обернувшись жеребенком в золотом раю для лошадок. Вторую, разобрав пожитки, Морхольд отпустил. Не стоило тащить доброе животное под пули. А волки или еще кто, ошивающийся по местным сопкам и логам, ее не сожрут. Сама прибредет к людям, выждав, когда закончится стрельба.
– Ну что, Джамбаз… – Морхольд встал, отряхнув штанины от налипшей грязи. – Вот и время пришло, мой верный боевой конь. Ты уж не подведи.
Жуть, решившая не сползать в сырость и грязь, сидела на луке седла. Нахохлившаяся, мокроперая и злящаяся. Последний день в пути она спала. И сейчас, разбуженная, колготила, скрежеща когтями, по медной обивке седла и кошмарила все вокруг. Жуткая боевая Жуть.
Морхольд достал из переметной сумы балаклаву, растянул на лицо. До первых кордонов она ему точно поможет добраться. А там война план покажет. Если он не ошибся, а это вряд ли, уже вот-вот должны начать говорить минометы.
На след Бригады он напоролся позавчера. Стоянка у них не отличалась скрытностью. Да и тяжело спрятать место, где ворочались, вставая на ночлег, двести с гаком мужиков, лошадей и обоз. Не говоря про колею, проложенную широкими покрышками БТРа и идущего за ним наливника.
И если он хотя бы немного стал разбираться в следах, то минометчики вчера вечером должны были добраться до Джемете. Костер, найденный им в грабовой рощице, оказался теплым. А отпечаток от брошенных плит спутать с чем-то другим он не мог. Кто знает, может, какие-то два дурака проштрафились и их заставили переть часть пути с «плитами» за спиной? Сложно объяснить это как-то еще, ведь в обозе хватало повозок.
К сожалению, Морхольд оказался прав. Со стороны моря, кашляя, донеслись звуки разрывов. Били восемьдесят вторыми минами, внахлест, стараясь закинуть их как можно больше. Если запас мин достаточный, осажденных ждет страшное дело.
Морхольд проверил оружие. Итак, что там у него имеется перед, скорее всего, последним боем в его никчемной и глупой жизни? Ну, как… хватит, чтобы войти в Валхаллу гордо, с тенями врагов, идущих за плечом.
Большой пожарный топор. Мачете. Обрез двустволки, найденный у седла одной из кобылок, и десять патронов к нему. Один он спалил, проверяя и обрез, и боеприпасы. АК и шесть полных магазинов по тридцать. Для разминки хватит по самое не балуй. А там, если пойдет как надо, разживется.
Ну, все, наверное.
* * *
Вилли и Гнилушка скучали. Сидеть под навесом из драного брезента им давно надоело. Но если Вертяй сказал быть здесь, то поди нарушь приказ. Вилли давно злился и плевался на дружка, подбившего пристать к Бригаде Смерти. Сдалась она им!
Жили себе вольно, небогато, но ниче. И пожрать че было, и бабы гладкие встречались, да и ваще… Кубань край хлебосольный, особенно если хозяевам всяких хуторков на отшибе вовремя пузо ножиком пощекотать. Ну и че, пришлось смываться в последний раз, Гирю поймали, а они ушли. Нет, все Гнилушка: пошли под Шефа, он людей набирает, пошли да пошли. Вот и оказались здесь, на самом жопном и дальнем посту. Кого ждать со стороны Крымска, а?
Господин капитан Вертяй знал, кого. Пугал РДГшниками анапских, что могли вернуться. Да откуда они вернутся, если только ушли? И ушли ж по берегу. А один хрен, стоять и смотреть. Вот они стояли и смотрели, мокрые и голодные.
– Щас наши возьмут крепость – и все, хана, а мы здесь, – в который раз затянул Вилли. – Все ты, напоролся на Вертяя.
– Иди ты куда подальше, – прорычал Гнилушка сквозь пеньки зубов. – Стой, пока стоится.
– Сам иди, – Вилли обиделся и отвернулся. Туда, откуда недавно притопала Бригада. И замер, вслушиваясь.
По остаткам асфальта, ведущего с аэропорта, цокали копыта. И к ним, и быстро. Вилли торопливо прижал к плечу старенький АКСУ, пнул Гнилушку, кемарившего на мешке с песком.
– Ты че, урод? – завопил тот, но понял, подорвался, вставая рядом. – Кого там несет?
Вилли хотел ответить, но тут туман разошелся, выпуская всадника. И он успокоился, опуская ствол. Этого черта-жеребца узнал бы любой в Бригаде.
– Эй, Леший, эй! – и замахал рукой. – Давай сюда!
– Ты че?! – Гнилушка пихнул его в бок. – Сдурел?
– Это ж Леший, его Шеф искал вчера, все спрашивал… Эх и влетит же ему, а?
– Ты дурак, – Гнилушка повернулся к нему, – дурак.
