– Сопля через губу… – бормотал Царь Чума и нервно курил самокрутку, держа ее то огнем наружу, то внутрь рта. Его щеки алели, а из ноздрей валил дым.
Пару раз он кидался на меня с заточкой:
– Порежу на тридцать три куска!
Беспризорники орали, пока я возился с ним.
– Наигрался? – спрашивал я, прижав Царя Чуму к полу.
– Не-е-ет! – выл он, и мы снова садились за карты.
Наконец Царь Чума проиграл все: костыль, заточку, «смердов», и даже ящик с надписью «Фрухты». Втянув голову в плечи, он поднялся и захромал к выходу.
Притихшие беспризорники смотрели на меня во все глаза. Уж не знаю, за кого они меня принимали: то ли за избавителя, то ли за нового рабовладельца.
Я сказал, что не собираюсь брать с них дань, но мне все-таки потребуется их помощь:
– Походите по барахольщикам и спросите: не попадалась ли им красная бархатная шуба с китайскими драконами? Нашедшему – приз: червонец.
Я связал вещи Магды в узел и уже направился к выходу, как вдруг беременная девочка окликнула меня.
– Там, в колодце, иностранка валяется. Может, уже подохла… Царь Чума ее сильно костылем приложил.
Оказалось, что два дня назад Магда пришла к беспризорникам в гости, и они избили ее и скинули в неглубокий сточный колодец в углу подвала.
«Смерды» помогли мне ее вытащить. Магда была без сознания, лицо ее было перемазано в засохшей крови, а на затылке зияла влажная рана.
Дети убеждали меня, что это Царь Чума приказал им напасть на иностранку, а сами бы они ни за что не стали ее обижать:
– Она была добрая и даже булкой нас кормила.
Вокруг меня суетились малолетние убийцы, но они не отвечали за свои действия ни перед законом, ни перед самими собой. И по глазам было видно, что они и вправду не считают себя виноватыми.
– Это все Царь Чума!
Я отвез Магду в больницу, и врачи сказали, что у нее сотрясение мозга, множественные ушибы и общее переохлаждение организма. Ей вообще несказанно повезло, что она осталась в живых.
Эта история потрясла меня до глубины души. Довелось же мне оказаться в нужное время в нужном месте!
Кроме того, я осознал, в чем заключается природа власти человека над человеком.
Беспризорники чуть не убили Магду, потому что так сказал вожак, которого они боялись. Они не испытывали к ней ненависти, вся их добыча принадлежала Царю Чуме, так что они не получили от своего злодейства никакой выгодны. Это был всего лишь знак подчинения: «Видишь, как сильно я тебя уважаю? Я стану убийцей, я пойду на любую подлость, только не тронь меня!»
Авторитет Царя Чумы продержался только до первого символического поражения: после ерундового проигрыша в карты могущественный повелитель превратился в жалкого неудачника, и от его власти не осталось и следа. «Смерды» совершили страшное злодейство из-за страха перед силой, которой вовсе не существовало на свете.
Увы, в мире взрослых действуют те же самые законы.
6.
Я навестил Магду в больнице – она уже немного пришла в себя.
К ней заходил следователь, но она сказала, что не будет писать заявление в милицию: по ее мнению, дети, которые пытались ее убить, ни в чем не виноваты – они просто попали в порочную среду.
Вскоре к нам присоединился наш общий знакомый – пилот по имени Фридрих. Я как-то встречал его у Зайберта: в трезвом виде он клялся в любви к Сталину, а, напившись, принялся воспевать Троцкого – какой это великий человек и замечательный революционер. Он явно принадлежал к бесчисленным оппозиционерам, которые спешно поменяли воззрения, лишь бы не разделить судьбу своего вождя (его собираются отправить в ссылку то ли в Сибирь, то ли в Среднюю Азию).
Фридрих с порога обругал Магду последними словами и обвинил ее в том, что она ходит к беспризорникам за кокаином. Мне пришлось вмешаться, мы вышли из палаты, и он – красный, нервный и пристыженный, вдруг начал благодарить меня за спасение Магды.
– Хотите я вам кетчуп из Берлина привезу? Или кока-колу? Вы, американцы, такое любите.
Я спросил его, может ли он вывезти за границу мою статью о любовных похождениях большевиков, и после некоторой заминки Фридрих согласился.
Сегодня я получил второй урок о природе власти: люди могут бояться начальников до животного озноба и полного отрицания морали, но они всегда будут держать фигу в кармане и исподтишка вредить своим угнетателям. И это очень по-человечески: если ты несвободен, ты не можешь быть счастливым – даже если у тебя есть доступ к аэропланам, Берлину, кетчупу и кока-коле.
7.
Выйдя из больницы, Магда прислала мне большое благодарственное письмо и снимок Нины, который она сделала незадолго до ее исчезновения.
Я сижу за столом и смотрю на маленькую черно-белую фотографию, отпечатанную на плохой бумаге. Это все, чего я смог добиться за истекшие месяцы.
Днем я ненадолго забываю о своей беде и даже смею быть довольным по пустякам. Фридрих перевез мою статью через границу, и Оуэн уже прислал мне телеграмму: «Письмо из Берлина получено. Ждите премиальных». Чем не повод для радости?
Но по ночам меня одолевает мутная тоска. Я отвлекаюсь на книжки и газеты, но мне никуда не деться от самого себя.
Я слишком хорошо помню свое прошлое: как перед сном мы с Ниной развлекались, читая друг другу дурацкие дамские романы по ролям; как старались быть серьезными, но под конец изнемогали от смеха. Как я проходил мимо Нины, пока она умывалась, и на несколько секунд обнимал ее за талию. Я до сих пор помню это движение ладони по шелку распахнутого пеньюара и теплой коже.
Сколько их было – тайных интимных прикосновений, которыми мы объяснялись друг с другом!
Магда запечатлела для меня Нинину красоту, но фотография и в десятой доли не отражает того, что я потерял. Человек так устроен, что все самое важное имеется у него в двух экземплярах… Я, конечно, могу жить, утратив второе сердце и второе дыхание, но при этом я чувствую себя несчастным инвалидом.
Глава 10. Контрабандная статья
1.
Алов приехал на службу пораньше, но у проходной уже толпился народ: сегодня был день получки. ОГПУ – контора большая: только в центральном аппарате состояло две с половиной тысячи служащих, а московская агентура насчитывала более десяти тысяч сотрудников – и всем деньги подавай.
