Несмотря на неудачный исход операции, германское командование и в последующие месяцы периодически ставило перед своими надводными силами задачи по нанесению ударов по нашим конвоям и пунктам разгрузки на Мысхако, стремясь затормозить накопление сил для ожидавшегося противником наступления. Так было в конце апреля – начале мая, 26–30 мая (операция «Зейдлиц»), между 20 и 24 июля (операция «Фойерцаубер») и в начале августа (операция «Трайбягд»). Хотя катера противника выпустили по судам и причалам еще 32 торпеды, им удалось потопить лишь переделанную в катер-тральщик шхуну. Анализ немецких документов показывает, что основной причиной слабой результативности была боязнь потерь, что было вызвано прежде всего эффективными действиями береговых батарей, для подавления которых у кригсмарине не было сил. В то же время боевые возможности наших катеров, даже с учетом численного превосходства, оказались совершенно недостаточны для эффективного противодействия противнику. Хотя это и осознавалось нашим командованием, но не в достаточной мере. Лишь осенью были предприняты первые, но достаточно скромные попытки по усилению артиллерийского вооружения наших легких сил. В результате качественное превосходство противника сыграло крайне негативную роль при проведении Керченско-Эльтигенской операции.
В целом же ситуацию на советских коммуникациях в 1943 г. можно было охарактеризовать следующим образом: хотя объем и значение перевозок по сравнению с предыдущими годами войны продолжали снижаться, в силу изменения общей обстановки на сухопутных фронтах в нашу пользу это не имело негативных последствий. Ставившиеся перед ним задачи транспортный флот решал, а Черноморский флот обеспечивал их решение с приемлемым уровнем потерь. Ударный потенциал вражеского флота и авиации, и так не слишком солидный к началу кампании, неуклонно снижался в силу переключения на решение оборонительных задач.
Действия на коммуникациях «оси»
К началу кампании противник обладал довольно многочисленным транспортным флотом, включавшим 17 транспортов и танкеров тоннажем более 500 брт, до сотни каботажных теплоходов, буксиров, лихтеров и барж, не считая БДБ. В течение года со Средиземного моря для постоянного использования на черноморских коммуникациях было введено шесть крупных судов, еще два вступили в строй непосредственно на театре. Из постоянного состава черноморского транспортного флота на Средиземное море был переведен лишь один транспорт. Помимо этого, еще 10 вражеских судов кратковременно входили в Черное море для ремонта, а также выполнения разовых рейсов по перевозке нефтепродуктов из Констанцы или для транспортировки турецкой хромовой руды из Стамбула в Варну. К концу кампании, несмотря на потерю немцами по боевым причинам девяти судов и тяжелое повреждение одного, противник все еще располагал 16 крупными транспортами, чего оказалось достаточно для снабжения блокированной в Крыму 17-й армии по нижней границе потребностей.
Картина грузовых потоков в дальней зоне вражеских коммуникаций (от западного берега моря до Севастополя включительно) выглядела следующим образом: в январе, по неполным данным, по ним было перевезено 16,5 тыс. т груза, в том числе 10,9 тыс. т военных в Крым и порты устья Днепра. По мере изменения ледовой обстановки поток грузов нарастал: в феврале было перевезено уже 35 тыс. т, в марте – 50 тыс. т (в т. ч. 38,9 тыс. т из румынских и болгарских портов в Крым, 3,5 тыс. т в обратном направлении, 2,4 тыс. т между портами западного побережья, 5,2 тыс. т в сторону черноморских проливов и обратно). Пик перевозок пришелся на июль в связи с увеличившимися потребностями немецкой 17-й армии на Кубанском плацдарме, а также началом вывоза сельхозпродукции с Украины. В этом месяце грузооборот составил 116,3 тыс. т. С августа по ноябрь данный показатель колебался от 84 до 103 тыс. т в месяц и лишь в декабре снизился до 73,6 тыс. т. Примерно 50 % от указанных цифр приходилось на армейское снабжение и топливо, доставлявшиеся в Крым и порты Южной Украины, 45–47 % на перевозку грузов в обратном направлении.
С момента изоляции Крыма с суши в конце октября, по расчетам немцев, ежемесячно требовалось доставлять на полуостров 60 тыс. т грузов (43 тыс. т для армии, 12,5 тыс. т для люфтваффе, 4,5 тыс. т для частей кригсмарине) или 2 тыс. в сутки. Двукратное сокращение объема поставок по сравнению с финалом нахождения 17-й армии на Кубани объяснялось тем, что в тот период в ее состав входило 15–17 дивизий, в том числе 10–11 немецких, тогда как в Крыму оказались изолированы только 10 дивизий, из них три – немецкие. Тем не менее, несмотря на заверения главкома ВМС гросс-адмирала Деница, данные Гитлеру на совещании в «Вольфшанце» 27 октября, на практике удалось достичь лишь 75–80 % от заявленного объема поставок, и дефицит пришлось компенсировать за счет экономии и использования ранее накопленных запасов – к моменту изоляции Крыма там имелось боеприпасов на 2–3 недели, продовольствия на 1,5 месяца. Позже заявки 17-й армии были урезаны до 45 тыс. т в месяц, что несколько сняло остроту проблемы.
Перевозки в остальных направлениях в целом были незначительны. Так, между румынскими и болгарскими портами ежемесячно перевозилось от 100 до 400 тонн грузов. Объем перевозок в Стамбул и обратно сильно колебался: в пределах от 9,9 тыс. т (август) до 0,4 тыс. т (сентябрь). Согласно условиям нового торгово-экономического соглашения между Германией и Турцией, последняя обязалась в 1943–1944 гг. поставить Третьему рейху 180 тыс. т хромовой руды. Фактически до прекращения поставок в апреле 44-го по сухопутному и морскому путям Германия получила от турок 56,6 тыс. т данного стратегического сырья.
Система защиты вражеских коммуникаций по сравнению с 1942 г. дополнилась рядом новых элементов, из которых в первую очередь необходимо выделить создание поисковых групп охотников за подлодками. Первый охотник вышел на боевое патрулирование 8 января. С середины июня в распоряжении германского командования уже имелась группа в составе двух кораблей, а к концу года – три-четыре группы от двух до четырех охотников в каждой. Эти группы разворачивались в узлах коммуникаций, а также местах обнаружения подлодок вражеской радиоразведкой. Последняя действовала настолько эффективно, что к концу года научилась отслеживать перемещения каждого подводного корабля ЧФ по радиограммам, передаваемым характерным почерком его радиста. Все охотники обладали гидроакустическими станциями, работавшими в активном режиме, но по остальным характеристикам заметно отличались. Более крупные, переоборудованные из мобилизованных судов или корпусов военных транспортов типа КТ, обладали лучшей мореходностью, а также привлекали внимание наших подводников своими размерами, что облегчало им выполнение поставленных задач. Впрочем, после нескольких боевых столкновений командование бригады подлодок ЧФ окрестило охотники «судами-ловушками» и приказало избегать контактов с ними. Хотя охотникам в течение кампании не удалось потопить или серьезно повредить хотя бы одну подлодку, их действия оказывали серьезное сдерживающее влияние на подводников, поскольку группы охотников не только усиливали охранение конвоев и тем самым усложняли условия выхода в атаку, но и неоднократно атаковывали подлодки в ночное время, вынуждая прерывать зарядку и даже покидать позиции. Использование тактического способа ночных торпедных атак из надводного положения стало затруднительным.
