Книга Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом, страница 132. Автор книги Артем Драбкин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом»

Cтраница 132

С такой неприятной истории началась эпопея моих полетов на Б-25.

Полетели мы с аэродрома Балбасово бомбить латвийский город Салдус. Это было 6 августа. Со мной полетел командир эскадрильи Герой Советского Союза майор Архаров, чтобы проверить меня. На запад от Орши до Салдуса (за нами Днепр, он идет с севера на юг) – примерно два часа полета.

Долетели до цели, отбомбились, летим обратно на восток. Мой штурман Вася Ковтуненко говорит:

– Командир, КУР (курсовой угол радиостанции) 90 градусов.

Не «0» – прямо по курсу, а на 90 градусов вправо. Я тогда в радионавигации мало понимал. Спрашиваю:

– Что, Вася, делать?

– Надо поворачивать направо.

– Давай повернем направо.

А мы летели обратно от цели на восток, повернули на юг. Летим час. Нет нашего Днепра.

– Запроси пеленг с аэродрома, чтобы нас запеленговали.

Радист говорит:

– Пеленгатор не работает.

Тогда я говорю:

– Вася, что-то не то, давай повернем обратно.

Повернули обратно, уже на север. Снова час летим.

Уже, значит, пять часов ходим.

А наш Герой, командир эскадрильи Архаров Павел Михайлович, сидит, молчит.

Я спрашиваю:

– Ребята, что делать?

– Видим аэродром.

– Давайте попробуем, дадим красную ракету и сядем. Вроде наша территория.

Дали красную ракету, а нам оттуда, с земли, дали пару красных ракет – значит, нельзя садиться. А у меня уже стрелочки показывают, что горючее к нулю подходит.

Говорю:

– Давайте посмотрим, может быть, найдем какое-нибудь поле.

Отошли от города. Нашли большое поле.

Отдаю указания:

– Что, ребята, прыгайте! Может быть, найдете какой-нибудь стог соломы, подожжете. А я пока покручусь, посмотрю.

Высота у нас метров 600. И облачность на 600–700 метрах.

Я говорю:

– Только свет не гасите сзади, чтобы люк был виден хорошо.

Прыгнули стрелки, Архаров прыгнул, прыгнул штурман (у штурмана был лаз под летчиками с передней кабины.) Значит, все они выпрыгнули, а я кружусь над этим полем. Никакого огня не видно, все тихо. Горючее уже на нуле. И я решаю садиться на это поле. А рядом лес. Я подбираю, подбираю. Над лесом фары включил. Потом разглядел какие-то темные полосы на поле, то ли какие-то противотанковые рвы, то ли еще что-то, в общем, какие-то темные-темные полосы. Я опять газ даю, пошел на второй круг. Опять захожу, а страшно – эти полосы непонятные, еще лес и деревня недалеко. (Оказалось, что это была люцерна. Поле было скошено, а люцерна ярко-зеленая становится к осени, а ночью показалось, что это темно-зеленые полосы.) Самолет несется. Фары перегорели. Думаю: «Нет, тут нельзя садиться». Набрал высоту 600 метров, выключил двигатели, а сам выскочил в люк. Раскрыл парашют. Самолет мой – спиралью и об землю. Взорвался, загорелся. Я спускаюсь на парашюте, а меня несет прямо на это пожарище. Приземлился метрах в сорока от этого горящего самолета. Собрал парашют, соображаю, что делать и где я нахожусь.

Услышал, что какая-то телега скрипит, едет. Я с пистолетом к этой телеге. Там бабка.

Я спрашиваю:

– Бабка, какой здесь город?

– Бобруйск.

А операция «Багратион» уже была проведена, Белоруссия была уже наша.

– Куда едешь? – спрашиваю.

– Домой.

– Подвези меня.

Она посадила меня на телегу. Приехали мы в деревню, к ней в избу. Беднота страшнейшая. Пол земляной, по бокам какие-то лавки. До утра я там прикорнул. Утром пошел к самолету. А местные жители его моментально разобрали – ничего не осталось. Алюминий – на ложки и плошки растащили.

Стал узнавать, где мой экипаж. Сказали, что в соседней деревне. Дали мне подводу, и я туда отправился за своими. Там мы достали каким-то образом машину и поехали в Бобруйск, на аэродром. А там, оказывается, деревянная полоса из торцовых деревянных шашек. Их разобрали и конусами около полосы поставили, но сбоку на грунт можно было сесть. Днем бы прекрасно сели, да и ночью, если бы подсветили.

Радист отстучал у них на командном пункте в Оршу. Прилетел за нами самолет. Оказалось, что радиостанция была немецкая и работала на такой же частоте, как наша радиостанция на аэродроме Балбасово. Вася спутал частоты, и мы пошли на немецкую радиостанцию.

Допрашивали нас потихонечку, допрашивали. Из-за того, что мы бросили самолет, когда заблудились, вызывал нас СМЕРШ.

– Пишите объяснительную записку, – сказали.

Я написал: летели туда-то, погода была очень плохая, долго искали цель, наконец нашли цель, отбомбились, летим с обратным курсом. Потом штурман докладывает: «Командир, КУР 90 градусов. Что будем делать?»

Этот лейтенант-смершник мне и говорит:

– Слушай, подожди писать про эти КУРы и курсы. Ты объясни мне, что это такое? Я только что прибыл из пехоты, и меня назначили в этот авиационный полк смершником. Я ничего в ваших делах не понимаю. Ты мне объясни азы.

И вот я сидел с ним часа два или три и все это ему растолковал. Все эти полеты, курсы, углы прицеливания, бомбометание, какая погода, все режимы.

Командир полка после этого случая мне, правда, сказал:

– У тебя, наверное, период невезения пошел, отдохни. Съезди в санаторий.

И вот тогда, в 1944 году, я поехал в санаторий в Солнечногорск. Обычный санаторий, обычный режим. Мне там быстро надоело – я раньше времени уехал. А потом, когда Ржев освободили, я у командира отпросился туда съездить.

Он говорит:

– Ну что ты туда сейчас поедешь? Там никого нет. Все разбомбили.

А я:

– У меня там тетка, вроде живая.

– Тогда поезжай.

И я поехал в Ржев. Действительно, нашел тетку. Она жила в бетонном бункере. Я достал продуктов, дров, керосину, помог ей чем мог.

Попало тогда за брошенный самолет Архарову, он все же Герой, командир эскадрильи, а я пацан – с меня взятки гладки. Штурману дали 8 суток домашнего ареста с удержанием 50 % денежного содержания. Если находишься в городе, в каком-то гарнизоне, то ты обязан каждый день вечером являться в комендатуру, отметиться, что ты живой-здоровый, сидишь дома под домашним арестом. Служишь же как обычно, только под домашним арестом с денежным удержанием.

Но я стал умнее. Взялся за азбуку Морзе – стал принимать и передавать 60 знаков. Стал срочно изучать радионавигацию. Освоил работу радиополукомпаса, и после этого я мог летать без штурмана.

Это был первый случай, когда я заблудился из-за штурмана. Другая история приключилась под конец войны. Была бомбардировка опорного пункта Лечин. Высота 2000 метров. Отбомбились, возвращаемся домой, а в девять вечера снова вылетаем – уже бомбить опорный пункт Хайнерсдорф. Прилетаем туда, смотрим, я говорю:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация