– Как обстояло дело с награждениями?
– Вылеты делаешь, все нормально идет, будет и награждение. Как они там оценивали, я затрудняюсь сказать. Мне кажется, что, во-первых, задания наш экипаж всегда выполнял. Пару раз я садился на аэродром подскока, закрытый облачностью. Цели нам давали посложнее. Командование же смотрело, кого куда пускать. Наверное, поэтому орден Красного Знамени я получил первым из вновь прибывших.
– Про женский полк ночных бомбардировщиков во время войны знали?
– Да. Я видел, как они садились в Мелитополе. Все очень хорошо одеты, в кожаных регланах. Вежливые. Надо им отдать должное – нагрузка у них была большая.
– Командование полка летало?
– Да, но нечасто и недалеко.
– Ваш штурман умел пилотировать?
– Самолеты оставались с двойным управлением. На них только поставили ШКАС на шкворне. Там были три точки крепления, и вот он его перебрасывал. Я его научил пилотировать. Потому что были случаи, когда летчика ранят или убьют и штурман приводил самолет. Мы с ним очень дружно жили. В соседней эскадрилье, бывало, доходило до драки, летчики и штурмана не могли что-то поделить, а мы нет. Процентов девяносто вылетов вместе сделали. Иногда его у меня брали, когда молодого летчика вводили в строй, а мне штурманов других давали, но это было очень редко.
– В полку жили поэскадрильно?
– Да. В столовую тоже поэскадрильно ходили.
– Танцы были?
– Ни разу не участвовал, не знаю. Танцы ночью должны быть, а мы заняты.
– Свободное время было?
– Если нет вылетов, проводили занятия. Ну какие занятия? Командир полка указания дал и говорит начальнику штаба Константину Васильевичу Лопатка: «Вы с ними займитесь, а я пошел». Ушел. Лопатка посмотрел: «Гога (полковой врач), вы займитесь, а я пошел». Гога говорит: «В прошлый раз мы разбирали вопрос твердого шанкра. Теперь поговорим о мягком». А ты знаешь, что в то время венерические заболевания приравнивались к дезертирству?! Отправляли в штрафные батальоны! У нас в полку не было. Я только один раз заболел чесоткой. Где я ее подцепил – не знаю, но дело дошло до того, что белье было в пятнах крови. Врач дал две жидкости. Соляную кислоту и гипосульфит, нейтрализующее. Нужно было соляной кислотой обработать кожу, а потом промыть гипосульфитом.
Это все шутки, конечно. Были и теоретические занятия по бомбометанию, штурманскому делу, метеорологии, тренировочные полеты. Свободное время редко было. Если полеты почему-то не состоялись, но могут состояться, сидим, травим баланду.
– Случаи трусости в полку были?
– Не могу сказать, но не все одинаково нагрузку воспринимали.
– Нелетная ночь – это хорошо или плохо?
– Это нормально, из ритма не выбивает. Я потом много летал. Привык вставать на рассвете, сейчас нет необходимости, все равно встаю. Внуки на меня обижаются, говорят: «Дед, ты не даешь поспать».
– Деньги платили?
– Зарплату и за вылеты. Их получали мои родители по аттестату. Сашке за вылеты тоже платили. Я когда перегонял самолет, он мне деньги дал, и я ему часы купил.
– Возникало ли у Вас чувство страха? Когда?
– Естественно, возникало, хотя я бы назвал это нервным напряжением. Например, во время боя, когда на цель вышел и начинается работа, при посадке.
В декабре 43-го меня из полка направили на переучивание в 10-й УТАП 8-й воздушной армии в Серпухов. Сначала хотели переучить на истребителя. Я даже вылетел на Як-7, а потом перевели на штурмовик Ил-2. Заканчивал я переучивание в Малых Вяземах, после чего меня оставили инструктором в этом УТАПе. Вот так война для меня на этом закончилась.
Рапопорт Борис Элевич, штурман 661-го АПНБ
Я родился в декабре 1922 года в селе Соболевка Винницкой области. В семье нас было 4 брата. Старший, Яков, 1919 года рождения, погиб в 1941 году, в начале войны, в боях на Западной Украине, он был кадровым солдатом. Младший брат, Михаил, 1927 года рождения. В войну был моряком Черноморского флота, плавал на эсминце. Еще один брат, Арон, 1931 года рождения. Мой отец, Эль Беркович Рапопорт, работал простым грузчиком, в начале войны ушел добровольцем на фронт и погиб в возрасте 42 лет в боях под Сталинградом.
– Как вы пришли в авиацию?
– В 1940 году, незадолго до окончания школы, меня вызвали в райвоенкомат и предложили поступать в военное училище. На столе военкома лежал длинный список военных училищ на выбор, но в нем было только одно летное – Краснодарское училище штурманов (КУШ). Мечтой многих юношей моего поколения было желание стать летчиком, и я, не раздумывая, выбрал Краснодарское, ведь любимый лозунг моей юности: «Каждый комсомолец – на самолет». Получил направление и после вручения аттестата выехал в Краснодар. Надо было пройти два вступительных экзамена, математику и сочинение, и, конечно, две комиссии, медицинскую и мандатную. Мне повезло, я был зачислен курсантом. Училище было 2-годичного обучения. Два курса состояли из 4 потоков, по 400 курсантов в каждом потоке. В год производилось 2 выпуска. Командовал училищем комбриг Красовский, а командиром курсантской эскадрильи был Герой Советского Союза капитан Топаллер, получивший это высокое звание за финскую войну. Он снискал огромное уважение у всех курсантов.
– Насколько интенсивной была учеба?
– В декабре 1940 года наше училище перевели на одногодичный срок обучения, и поэтому появился уплотненный график занятий. В день 8 часов теоретических занятий, 3 часа самоподготовки. Кроме этого, спортивная подготовка, кроссы и так далее. Увольнительных или отпусков не было. В том же 1940 году вышел печально знаменитый приказ наркома обороны Тимошенко за номером № 0362, согласно которому курсанты выпускались по окончании училищ в звании сержантов, что обуславливало 4 года казарменного положения. Это был тяжелый удар по нашей извечной мечте приехать после выпуска в отпуск домой этакими «щеголями лейтенантами» и пофорсить в кожаном реглане перед девушками. Поскольку из нас готовили штурманов, на летную подготовку выделялось не так уж и много часов. Я помню всего лишь примерно 20 полетов по принципу «взлет-посадка». В бомбометании мало тренировались. Каждый курсант выполнил по 2 прыжка с парашютом. Кормили курсантов отменно, по летной норме. На столе иногда даже были пирожные и копченая колбаса. Один день в неделю объявлялся сухим. В этот день выдавались только консервы. Передвигались по территории училища только строевым шагом или бегом. Стрелковой общевойсковой подготовки фактически не было. Учебные полеты выполняли на самолетах По-2, Р-5. В составе отделения летали на бомбардировщиках ТБ-3, в сопровождении 2–3 инструкторов. В курсантском отделении было 27 человек. Мне не довелось услышать, что, кроме меня, кто-нибудь выжил. После войны я встретил только моего командира Топаллера. Большинство курсантов в моем взводе были украинцами, ведь наш поток в основном набирался на Украине, но, конечно, в нашем взводе было немало русских ребят и два еврея. Коллектив был очень сплоченный и дружный.
