Агент Разведупра и после смерти продолжал соблюдать конспирацию.
С началом Великой Отечественной войны перед лицом общего врага неожиданно оказались два исторических противника – Россия и Польша. Новая ситуация способствовала их некоторому политическому сближению. 30 июля 1941 г. был подписан союзнический договор между Советским правительством и польским правительством в эмиграции, находившимся в Лондоне. Начались и переговоры о сотрудничестве Разведупра РККА со службами разведки польского штаба верховного главнокомандующего и Главного командования Союза вооруженной борьбы (СВБ).
14 августа 1941 г. в Москве бригадный генерал З. Шишко-Богуш и генерал-майор А. Василевский подписали конвенцию, предусматривавшую создание военных миссий при верховных командованиях обеих стран.
2-м отделом штаба верховного главнокомандующего Польши руководил полковник Леон Миткевич, а представителем польской разведки в составе военной миссии стал майор Леон Бортновский. Любопытно, что до июля 1941 г. 2-й отдел вел разведдеятельность против СССР, теперь же нужно было резко переходить к сотрудничеству.
Впрочем, представления о сотрудничестве у сторон были разными. Советская сторона предложила, чтобы информация о немецких войсках и пр. передавалась без посредников, непосредственно в наш Центр, а также чтобы была установлена прямая связь между Центром и главным командованием СВБ в Польше. Но, несмотря на то что прямая связь требовалась в интересах общего дела, лондонское правительство никак не соглашалось на то, чтобы оно осталось в стороне. Согласно его предложениям обмен развединформацией должен был происходить в польском штабе в Лондоне, а для передачи информации особой важности, если возникнет такая необходимость, короткое время использовать прямую радиосвязь между Центром польской разведки в Польше и польской миссией в Москве. Польский штаб принимал на себя организацию сети разведки в немецком тылу на восток от польско-советской границы, при этом СССР должен был помогать ему в заброске агентов, радистов и технического снаряжения. Эти требования хотя и удлиняли пути прохождения информации, но в целом устраивали советское командование.
Но тут начались дебаты внутри польского лондонского штаба. Сначала генерал К. Соснковский, начальник 4-го отдела штаба, занимавшегося в числе прочих вопросов передачей информации разведки СВБ в Лондон, выдвинул требование, чтобы вся разведка против немцев в тылу германского Восточного фронта организовывалась поляками. Кроме того, генерал С. Ровецкий и полковник Ю. Смоленьский воспротивились советским предложениям о том, чтобы польские разведгруппы сотрудничали с советскими. Они требовали, чтобы обмен информацией происходил лишь на уровне главных штабов. Начались поиски компромисса, и наконец договорились на следующих условиях:
«1. Основной обмен всей информацией с советским штабом будет проходить в Лондоне (генерал Соснковский не соглашался на Москву или Варшаву).
2. В исключительных случаях будет сохраняться связь между Варшавой и Москвой (полковник Смоленьский заверил, что Лондон будет предоставлять сведения так же быстро, как и Варшава).
3. Майор Бортновский должен был передавать разведывательные задания из Советского Союза в Варшаву и Лондон.
4. Сеть разведки, организованная Главным штабом СВБ под кодовым названием «Вахлаж» («Веер»), будет продвинута на восток в немецкий тыл.
5. Польская сторона будет пользоваться помощью советского штаба в переброске до Польши через Восточный фронт.
6. К разведывательной деятельности можно будет привлекать солдат польской армии в СССР».
В середине сентября 1941 г. началось официальное сотрудничество разведок, хотя и до этого советская военная миссия достаточно регулярно получала от поляков разведывательные сведения.
Разведупр интересовали данные о силах вермахта на оккупированной территории, их перемещениях, организации командования, духе войск, сведения об авиации, флоте, транспорте и т. п. В свою очередь Разведупр передавал сведения, которые могли бы быть интересны польским военным, хотя и делал это нечасто.
Польские эмигрантские круги с самого начала были вынужденными союзниками, и удовлетворения от этого они не испытывали. Уже 10 октября 1941 г. генерал В. Сикорский, премьер-министр и военный министр Лондонского правительства, передал в Польшу следующие указания относительно организации разведки:
«1. Организованная сеть разведки должна охватить все тылы немецких войск от Балтики до Черного моря, особенно пути сообщения, этапные центры.
2. Работу проводить не только под углом зрения потребностей настоящей войны, но и прежде всего восстания. Кроме этого, необходимо создавать постоянные основы нашей разведки на востоке после войны.
3. С существующей сетью советской разведки польская сеть ни при каких условиях не должна общаться.
4. Целостность организационных работ нужно как можно сильнее законспирировать, чтобы исключить проникновение НКВД в разведывательные сети СВБ».
В общем, неясно, кого больше опасались наши польские союзники – немцев или русских, абвера или НКВД. При этом польские разведсети должны были продвинуться как можно дальше на восток, вслед за немцами. Но вот вопрос: с какой целью?
Сотрудничество продвигалось с большим трудом. Так, если представители СССР предлагали взять на себя организацию связи с группами в Варшаве, то польские военные не соглашались. Этот вопрос был урегулирован только в феврале 1942 г., и в Серебряном Бору под Москвой был открыт пункт радиосвязи, получивший кодовое название «Висла». Руководителем его стал подполковник Леон Бортновский. Первый сеанс связи между «Вислой» и радиостанцией Главного командования Армии Крайовой «Ада» состоялся 11 апреля 1942 г.
До этого времени разведывательные сводки передавались через Лондон. 28 апреля поступил наконец первый прямой радиоотчет о перемещениях частей вермахта, 29 апреля – еще один. Сведения, содержавшиеся в этих и других сообщениях, подтверждали уже имеющиеся данные, полученные из других источников, о подготовке немецких войск к наступлению на юго-востоке. В мае «Ада» передала 24 разведсообщения, которые были высоко оценены в Москве. В одном из исследований, посвященных этому вопросу, говорится следующее:
«Очередные отчеты польской разведки включали в себя важные данные о составах боевых газов, авиабомб и газового вооружения… На химических заводах в Силезии было установлено увеличение производства артиллерийских снарядов и газовых гранат, которые обозначались желтой двухсантиметровой полосой…
В середине мая 1942 г. советская военная разведка обратилась за помощью к Четвертому отделу Штаба главнокомандующего в предоставлении сведений, касавшихся районов танковых группировок, входивших в состав ударных войск, а также о сосредоточении пехоты и немецкой авиации в районе Двинска, Риги, Каунаса, Гомеля, Барановичей, Киева, Первомайска, Николаева и Одессы. ГШ КА просил также обозначить цели, предназначенные для бомбардировок советской авиацией на территории Польши и Восточной Пруссии. Разведка Армии Крайовой обратила внимание на малую эффективность советских воздушных атак, о чем и сообщила в Москву. В отчете, переданном «Адой» 29 мая 1942 г., содержались сведения о тактике маскировки немецких аэродромов, которая основывалась на размещении около каждого из них ложной посадочной площадки. Немцы во время налетов зажигали там бочки со смолой, которые имитировали горящие бензобаки. Так, например, они делали в Лиде».
