Кто-то захихикал.
– Как пьяный идёт! – предположил один из мальчиков. – Червяк после дождя на асфальте так извивается.
– Да разве спортсмены могут пить? Им же нельзя, – возразил мальчишка в светлом спортивном костюме с пятном от мяча на кофте.
– После работы всем можно, – попытался доказать мальчишка, на котором была майка с надписью «Рональдо».
– А вот и нельзя, – кинулся спорить мальчишка в спортивном костюме. – Всем можно, а спортсмену нельзя. Вдруг позвонят? В любое время могут позвонить и вызвать на соревнования, за свою страну выступать.
– Как могут позвонить ночью? Ночью же все спят, – удивился кто-то.
– Не спят, – пытался доказать всё тот же мальчик. – Вспомни природоведение. Что там говорили? Мы хоть этого не проходили ещё, но учительница сказала, что когда у нас ночь, в Америке – день. Нам солнце по очереди светит. И враги всякие могут, пока мы спим, объявить соревнование. И пока наших там нет, взять и все первые места забрать. Вот поэтому спортсмены не пьют, чтобы не проспать.
– Тогда что он болтается и ничего вокруг не видит? – не отступал тот мальчик, который настаивал, что тренер может быть пьяным.
Но следующий мальчишка вмешался и предложил свою версию.
– Да у него голова, может, закружилась. С кем не бывает? У спортсменов такое часто. Он, может, с велосипеда на соревнованиях упал. А теперь, значит, голова кружится. А что, не может голова кружиться? – грамотно отстаивал свою позицию мальчишка, который внимательно наблюдал за тренером.
Обсудив таким образом причину странного поведения, ребята успокоились.
– Петруха, бери велосипед и катайся. Герка тебе разрешил, – сказал один мальчик и направился домой.
Подскочил Колька и попросил всё-таки прокатиться, если никто не хочет. К тому же и тренер ушёл. Значит, теперь никакой очереди нет.
– Катись, разве жалко?
Колька запрыгнул на велосипед и звякнул звонком. Сначала раз. Потом два раза. Снова раз. Затем два. И разошёлся. Звонок дребезжал и дребезжал. Ребятам уже надоел этот звук. Они не разделяли радости Кольки и стали расходиться дружно по домам.
– Катись же, Колёк. Хватит звенеть. Видишь, все расходятся, – напутственно пробубнил Петруха, который жалел, что теперь он тратит время впустую, вместо того, чтобы лишний раз самому прокатиться на Геркином велосипеде.
– А тебе что, жалко? – Колька оттолкнулся и покатил. Руль сначала неуверенно мотался из стороны в сторону. Но потом выправился, Колька привык и стал уверенней разгоняться.
Набирая скорость на пустой дорожке, он сильно пожалел, что не отказался от своей очереди. «Надо же, какой я раззява! А ведь у меня не хуже, чем у других получается. А может, и лучше».
Ему так понравился лёгкий ход велосипеда, манёвренность и мягкость, что он поставил лицо под ветер и вдыхал полной грудью. Он размечтался и проехал один круг, второй, третий.
– Ты давай недолго, – не выдержал и крикнул ему Петруха, – мне за сестрой в садик надо.
Тогда Колька съехал с дорожки и поехал совсем в другую сторону, чтобы не слышать противного голоса Петрухи.
Теперь Колька накручивал педали вокруг школы, где Петруха не мог его видеть, но если бы пошёл искать, то сразу бы наткнулся не него.
Гошка с Моцартом пошли в сторону Гошкиного дома. Мимо них проехал Колька, словно не замечая их.
– Моцарт, пошути в последний раз.
– Как пошутить?
– Да вот с Колькой. Забрал Геркин велосипед и разъезжает. Петруха крикнул же ему, что за сестрой в садик надо. А ему один круг мало, два круга мало. Что, у Петрухи дел никаких нет? Только ждать, когда накатается Колька.
– Что в моих волшебных силах, давай сделаю, – Моцарт остановился. – Говори, если у меня получится.
– Пусть он ему отдаст велосипед. Да и всё, – потом добавил старую поговорку, которая пришла ему почему-то в голову. – Любишь кататься – люби и саночки возить, – Гошан сказал это, словно бы он сделал дело, и пошёл дальше.
Моцарт подумал над пожеланием Гошки, закрыл на какое-то мгновение глаза, затем в несколько шагов догнал друга.
Они шли не торопясь, и Гошан ждал, что же придумал Моцарт на этот раз. Выходя в ворота школы, Гошан обернулся и увидел вдали, как Колёк тащил на себе велосипед. Навстречу ему шёл Петруха.
– Моцарт, ты что с велосипедом сделал? Он что, сломался? – нахмурился Гошка.
– Не сломался. Колёса перестали крутиться. Временно. Когда отдаст, тогда они снова закрутятся.
– А тащит-то Колёк его зачем? Разве катить не лучше.
– Нет, он с места не сдвинется. Я решил сделать так, что если катишь, то очень тяжело. Если велосипед на себе тащить, то гораздо легче.
– Да, умеешь ты насолить, – улыбнулся Гошан. – В следующий раз умнее будет, не станет далеко уезжать.
Глава 9
Настоящие друзья и их большие и маленькие секреты
– ЖАЛКО, Моцарт, что нет сегодня моих настоящих друзей, – Гошка мечтательно посмотрел на волшебника. – Они самые настоящие друзья. И тебе бы они тоже понравились.
– Тогда кто были эти ребята? Они что, не настоящие друзья?
– Моцарт, ты как будто наших правил не знаешь. Это тоже друзья. Но не совсем такие. Знаешь, когда играешь в войну понарошку. Ну, в тебя стреляют, ты стреляешь. Вот стреляй в меня.
– Как стрелять? – не понял Моцарт.
– Очень просто. Вытягивай руку, – Гошан помог вытянуть Моцарту руку. – Сжимай в кулак, как будто держишь в руках пистик. Делай указательный палец, как дуло.
Моцарт вытянул руку и направил указательный палец вперёд.
– Молодец, – Гошан взял его за руку, – держи так.
Гошан отошёл на два шага и громко скомандовал:
– Стреляй в меня!
– Как стрелять? – опять не понял Моцарт.
– Сначала целься в то место, куда хочешь попасть. Потом делай так, – и Гошан изобразил губами звук выстрела. – Ды-ы, дыдч! Дуф. Дуф.
Моцарт повторил точь в точь так, как ему велел Гошан.
– Ды-ы! Дыдч. Дуф.
– Да разве так стреляют? Ты громче давай, чтоб как из настоящего пистолета!
Моцарт повторил. Но так громко, что если бы они играли на самом деле в войну, то Гошка подумал, что его соперник палит из пушки или из модной во время игры ракетной установки «Катюша».
– Вот это у тебя хорошо получилось. Теперь повтори. Покажу тебе ещё кое-что.
На этот раз Моцарт повторил складно.
Он вытянул руку. Направил палец на Гошку и выстрелил.
– Ды-ы! Дыдч. Дуф.
Но Гошка перехитрил его, уклонившись от выстрела, как ковбой в фильме. Но в последний момент схватился за плечо и начал падать. Потом он немного покорчился, поизвивался, как змея, изображая раненого. И мученическим голосом сказал Моцарту:
