– Не знаю… Не собирались пока вроде. Он очень редко мне звонит…
– Сама ему звони чаще!
– Я звоню. А толку? Разве он что-то про себя расскажет? Голос – будто чужой… Будто и не с матерью разговаривает. Послушаешь, так все у него хорошо да отлично.
– Ну, значит, так оно и есть…
– Не знаю. Может, и так. И Марьяне неловко звонить и выспрашивать, ей сейчас не до меня. Говорит, Павел сильно болеет… Совсем я одна осталась, Оль. Никому, никому не нужна.
– Да ладно, не прибедняйся. Гришка из армии придет, женится на хорошей девахе, внуков тебе нарожает, успевай только, поворачивайся! Надеюсь, Гришку ты к Павлу не отправишь?
– Нет! Нет, что ты… Нет, Гриша мой, я его не отдам.
– Тогда живи спокойно, хватит умирать. Главное, есть кого ждать…
– Да, ты права, чего там, два года всего. Да, я подожду. В Грише вся моя надежда… Кому-то и я должна быть нужна! Нет, Гриша меня не предаст. Он мой. Он должен меня любить. Я для себя его родила. И он знает об этом…
– Хочешь по старым векселям получить, да? По векселям любовью не платят, к сожалению.
– Замолчи, Ольга! Вечно ты все испортишь!
– Но ведь это правда, Кать… Нельзя ждать благодарности от детей за свои материнские подвиги, какие бы они героические ни были. Дети хотят своей жизнью жить, а не по векселям платить. Тоже, придумала себе… Все векселя давно порваны, Кать, и по ветру развеяны. А ты так бедного Гришку обязательствами напугала, что, я думаю, он вряд ли к тебе вернется.
– Замолчи, замолчи… Вот вся ты в этом… Сначала приободришь, а потом кулаком в солнечное сплетение! И почему я столько лет с тобой дружу, Ольга? Почему? Не понимаю!
– Потому что не с кем больше. И мне – не с кем… Так что не обижайся на меня, Кать. Получается, мы с тобой друг в друга глядим, как в зеркало. А Гришу ты отпусти все-таки, самой легче жить станет.
– Нет!
– Ну-ну, поглядим…
Если б она могла тогда предположить, как все будет! И что Ольга окажется права…
* * *
Гриша из армии не вернулся. Служил он на Дальнем Востоке, где-то под Уссурийском. Письма писал скупые, звонил редко. Говорил, со связью проблемы, тайга кругом. Катя верила и не верила… А потом, когда срок его службы истек и уже приказ вышел о демобилизации, как гром среди ясного неба – его последний звонок… И голос прерывистый, будто с трудом из себя трудные слова выталкивал:
– Мам, ты меня не жди, я не приеду… Я здесь останусь.
– Гриша, о чем ты говоришь! Где ты останешься? В армии?
– Нет, нет… Я еще две недели назад демобилизовался. Просто я не могу приехать, понимаешь? Я женился, мам. Ну, то есть… Мы в загсе еще не были, Лене еще развестись надо…
– Гриша, я об этом даже слышать не хочу! Какая Лена? Кому развестись? Приезжай, я тебя жду!
– Нет, мам… Я не могу ее оставить. Она от мужа ушла, он ее бил… А сейчас из дома выгнал, с ребенком…
– Господи, час от часу не легче… У Лены еще и ребенок! Зачем тебе все это, сынок? Куда ты вляпался? Опомнись!
– Не могу. Я люблю ее. И сразу тебе сообщаю – как только Лена разведется, я на ней сразу женюсь. И еще! Она старше меня на восемь лет! Чтоб ты знала, мама!
– Так. Так… Мне все понятно, сынок. Тебя там просто оболванила какая-то Лена… Давай так поступим. Я сейчас иду и покупаю билет на самолет… А завтра уже постараюсь быть у тебя. Как называется населенный пункт, где ты находишься? Я сама тебя найду, мы сядем, поговорим…
– Мама! Мама, остановись! Никуда лететь не надо, прошу тебя! Давай договоримся – я сам знаю, что делаю! Тем более, некуда пока тебе приезжать… Мы комнату в коммуналке сняли, восемь метров всего, нам втроем негде повернуться. Я устроюсь на работу, снимем жилье получше, и тогда… приедешь, познакомишься с Леной…
– Да не буду я с ней знакомиться! Не нужна она мне! Ты мне нужен, ты мой сын! Да как она смеет вообще?! Вешается на шею мальчишке… Еще и на восемь лет старше… И с ребенком… Нет, я не хочу, Гриша! Я тебя дома жду! Ну, пожалуйста… Одумайся, сынок…
– Я люблю ее, мам. Все, больше ничего объяснять не буду, ты все равно не услышишь. Да и не должен я тебе ничего объяснять.
– Как это – не должен? Это она тебя против матери настроила, да?
Молчание в трубке. Потом вообще связь прервалась, полились из трубки короткие гудки. А может, Гриша сам прервал связь?..
Да, вот так взял и прервал связь с матерью. Ради какой-то Лены с ребенком. Ради восьмиметровой комнаты в коммуналке. Предал, значит. Порвал все обязательства по векселям, развеял по ветру. Выходит, Ольга была права и она эти векселя сама себе придумала… Но разве это справедливо, разве так правильно?
Несколько дней обида стояла комом в горле, не давала дышать. Катя пробовала снова звонить Грише – не получалось. И писать некуда. Где эта восьмиметровая комната, по какому адресу находится? Бродила по пустому дому из угла в угол, чувствовала себя обманутой. В который уже раз – обманутой! За что, за что? Неужели она такая плохая мать? Или… Или есть за что? Господи, да неужели за Стасечку?.. Она тогда свою мать выгнала, теперь ее материнскими чувствами пренебрегли… Все возвращается бумерангом. Но ведь несправедливо, если бумерангом! У бумеранга тоже шкала справедливости должна быть! Какая была Стасечка мать, и какая она… В чем ее-то можно упрекнуть? Да, иногда шла по головам… Но все ради счастья Никиты и Гриши…
Мысль о несправедливости бумеранга так крепко засела в голове, что грозила перерасти в неврастению. Потом Катя еще вспомнила тот разговор с Павлом на вокзале про Стасечку… Да, он тогда записку сунул с ее телефоном и адресом!
И Катя принялась искать записку, будто от того, найдет она ее или нет, зависело очень многое. Будто стоило позвонить по номеру телефона, обозначенному в записке, поговорить со Стасечкой, и все сразу встанет на свои места, и справедливость восторжествует, наконец!
Весь дом перерыла, нашла записку. Пальцы дрожали, когда набирала номер.
Ответили неожиданно сразу, после первого длинного гудка. Старческий хриплый голос, явно раздраженный.
– Кого? Стасечку? А кто такая Стасечка, вы куда вообще звоните? А хотя стойте… Вам Зинку, наверное?
– Да, да, по паспорту она Зинаида, все правильно!
– Эка, вспомнили… Зинка уж померла давно. А вы кто ей будете?
– Я? Я просто знакомая…
– А… Ну так поздно ты про Зинку вспомнила, знакомая. Уже год как схоронили ее.
– А… Как она умерла?
– Как, как… Машиной ее сшибло. Слепая она совсем к старости стала. Я ее за кофе отправила в магазин, у нас аккурат кофе кончился… А я не могу без кофе! Вот ее и отправила… Да, шпыняла я ее, было дело, да… Не шибко с ней считалась. Так опять же, имела право, она ж у меня в приживалках жила. Квартиру-то Зинка профукала, а дочка родная ее на улицу выгнала! Что ж, имела право, да! И поделом, что ж! А как Зинка хотела? Дети – они существа злопамятные. Ты их в детстве на копейку обидишь, а они тебе в старости на рубль отомстят. Хорошо, у меня детей нет… А вы, значит, знакомая Зинкина будете, да? Интересно, интересно…
