– Ну, значит, и мы через неделю приедем.
– Вот и замечательно! Будем ждать. Вы только дайте знать, чтобы мы встретили.
– Да не надо встречать, что вы.
– Но как же…
– Говорю же, не надо! Сами доберемся!
– Катя, а адрес вы знаете?
– Да, знаю. Вот он, передо мной.
– А давайте сверим, на всякий случай! Извините, что я занудствую, но это я от радости… Павел так ждал, если бы вы знали! Столько лет… Надо же…
– Ладно, ладно, давайте адрес сверим! Станция метро «Полянка», улица Полянка, да… И номер дома тот же… И квартира шестнадцать… Все правильно, спасибо! До свидания, Марьяна, до встречи!
Вернувшийся с рыбалки Никита выслушал ее решение молча, не выдал ни одной внешней эмоции, только васильковые отцовские глаза вспыхнули скрытой радостью. Катя даже разочаровалась немного. Это что, та самая радость, которую перед матерью обнаружить нельзя? Значит, помнит отца, значит, всегда о нем думал и ждал встречи? Что ж… Не зря говорят, кровь не вода. В который уже раз это треклятое выраженьице вспоминается. Хоть бы для виду сынок заартачился! Сказал бы – нет, мама, никуда от тебя не уеду! Ты со мной все эти годы была, ты меня любила-воспитывала! Нет, ничего подобного, только головой слегка мотнул… Тоже отцовский жест, кстати. Да и порода вся отцовская, один в один…
– Хорошо, мам, я понял. Пойду, Танюхе скажу. А может, и она с нами поедет?
– А может, мы весь Васильевск с собой прихватим, сынок? Чтобы веселее было?
– Ну, мам…
– Нет. Таня с нами не поедет, это исключено. И не думай даже. У отца там жена, зачем ей твоя Танюша сдалась, сам подумай? Ладно, иди, не выводи меня из себя! Танюшу он с собой возьмет… Ну, насмешил…
Все последующие дни бедная Таня ходила с насквозь проплаканными глазами. Когда встречались во дворе, смотрела на нее, как овца, которую приговорили к закланию. А однажды Леня зашел вечером…
– Здравствуй, Кать.
– Заходи, Лень… Чаю хочешь?
– Давай… Я слышал, ты Никитку решила к Павлу в Москву отправить?
– Да, решила.
– А чего так?
– А почему нет, Лень? Парень хорошее образование получит, может, в Москве зацепится… Чем плохо, скажи?
– Ну да, ну да, все правильно, конечно… Простила, значит, Павла?
– Да не в этом дело, Лень… Просто поумнела с годами. Я мать, мне о сыне заботиться надо, какие тут могут быть обиды.
– А моя Танюха расстраивается… Любовь у них, Кать.
– Ну, любовь… Скажешь тоже. Чего они понимают в любви, дети еще. Кстати, я хотела тебе совет дать относительно Танюши… Посоветуй ей в гуманитарный институт поступать, не попадет она в политехнический. Тем более, она ведь туда вслед за Никитой рвалась… А теперь – чего уж. Пусть планы меняет. Все равно Никита в Москве будет учиться.
– Ладно, я посоветую, конечно. А только Танюша у нас девушка самостоятельная, ей много не насоветуешь. Если уж вобьет чего себе в голову…
– Да, вот этого я и боюсь… – тихо, себе под нос пробормотала Катя.
– Что ты говоришь, не слышу?
– Да так, ничего, Лень… Тебе чаю с сахаром или с медом? Вот, печенье еще… Как ты себя чувствуешь, кстати? Силы есть? Справляешься? Я знаю, ты болел сильно…
– Да потихоньку, Кать, потихоньку… Сама знаешь мои обстоятельства, какое тут здоровье выдержит.
– Что ж, Леня, держись. Я тебе предлагала Надю куда-нибудь пристроить, ты сам не захотел.
– А я и сейчас не хочу. Тем более, она много хлопот не доставляет. Надо только все время в поле зрения ее держать, контролировать. А так… Нормально, в общем…
– Да, понимаю. Но все равно – трудно. Это ж такое напряжение для психики… Изо дня в день жить рядом с таким человеком…
– Ну, это с чужим человеком трудно, наверное, а Надя мне не чужая, считай, вместе столько лет прожили. Я ее и сейчас люблю… Она ж моя жена, она мать Танюшкина. Что ты, Кать… Ничего, живы будем, не помрем… Павла в Москве увидишь – привет от меня передавай.
– Передам, Леня, передам. Обязательно передам…
Танюша притащилась на станцию – Никиту провожать. Поезд был проходящий, стоял всего пять минут, на перроне образовалась толкотня. Никита занес чемодан в купе, выскочил, и обнялись с Танюшей, как взрослые. Еще и целоваться начали, хоть бы ее постеснялись. Не выдержала, крикнула грубовато:
– Никита, хватит, заходи в вагон! Поезд сейчас отправится! Что мне тебя, силой затаскивать, что ли?
Танюша взвыла, прижав ладони к губам. Нет, что это такое, а? На войну, что ли, провожает?
– Тань, что ты, не надо… – задрожал губами Никита, ступая на подножку. – Я писать буду, звонить… Это ж не навсегда, Тань, что ты! Я приеду!
– Нет, Никит, я не смогу без тебя! Не смогу! Не смогу! Я не смогу, правда, Никита-а-а…
Катя, глядя на эту сцену, усмехнулась грустно. Куда ж ты денешься, глупая… Сможешь, никуда не денешься. Все могут, и ты сможешь. Ишь, какая роковуха нашлась. Люблю, не могу…
Поезд тронулся, Никита прилип к окну. Таня бежала по перрону, заглядывала, как собачонка. Оступилась, чуть не упала. Никита дернулся, застонал… Катя обняла его за плечи, почувствовала под рукой, какие они влажные и горячие. Эка как тебя разнесло, сынок. Впечатлительный ты мой. Разлучили Ромео с Джульеттой, батюшки…
– Мам… Скажи мне честно. Ты ведь меня от Таньки увозишь, да?
– Ой, не преувеличивай, я тебя умоляю! Тоже мне, трагедия, от Таньки я его увожу! Да кто она такая, твоя Танька? Обычная деваха, таких в базарный день – рубль ведро. Одно счастье, что соседка. Ты, сынок, просто привык, что она всегда рядом… Это всего лишь детская привязка, понимаешь? Не более того…
– Я прошу тебя, мама, пожалуйста! Не надо так о ней! Я люблю ее, люблю! Слышишь? Люблю!
– Да на здоровье, сын, что ты…
– И я бы ни за что не уехал, если бы… Не к отцу… Это же своего рода удар под дых, мам… Но к Таньке я все равно вернусь! Я люблю ее, люблю…
– Я поняла, сынок. Поняла. Хорошо, как скажешь…
Поезд набирал ход. Они по-прежнему стояли у окна в вагонном проходе. Катя осторожно глянула сбоку Никите в лицо, подумала про себя – вернешься ты, как же… Закружит тебя Москва, через неделю забудешь… Даже имени не вспомнишь девчонки-соседки. А мать что, мать всегда во всем виноватая… Ни подвига, ни заботы никогда не оценишь, сынок…
Подумала, но вслух произнесла бодренько:
– Ладно, ладно! Поживем, увидим! Давай для начала хоть до отца твоего доедем! Сходи-ка лучше, чаю у проводницы попроси, очень уж пить хочется…
* * *
У дверей квартиры на Полянке Никита вдруг оробел. Схватил мать за руку, когда та потянулась к кнопке звонка:
