– Но это еще не значит, что у вас любовь, Никита! Ну, вместе, и что? Мы вон тоже с Таниным отцом все время вместе. И на работе вместе, и в одном дворе годами толчемся, и что? Мне тоже в него влюбиться надо, так по твоей логике выходит?
– Мам, ну чего ты ерунду говоришь… Это ж совсем другое… И вообще, я не понимаю, чего ты сердишься? Тебе Таня не нравится, да? Но ты же ее с рождения знаешь! Она всегда тебе нравилась, а тут вдруг разонравилась. Так же не бывает, мам!
– Нет, Никит. Нравится, не нравится, не в этом дело.
– А в чем?
– Но Таня же… Как бы это тебе сказать…
Хотела сказать напрямую, да быстро передумала. Потому что не услышит Никита ее доводов, не поймет по молодости, по горячности, по влюбленности. Еще и обидится и в черствости заклеймит. Ему же сейчас все будущие житейские проблемы ерундой кажутся, морем по колено на фоне влюбленности-то! Нет, тут надо хитрее быть, жестче… Надо придумать что-то такое, необычное… Причем срочно придумать, сию секунду принять решение!
Хотя – чего его принимать?.. Вот оно, созрело уже в подсознании, само наружу просится. А что делать – на данный момент другого выхода нет, надо сына спасать.
– Мам, ты чего замолчала? Ты же хотела что-то про Таню сказать?
– Про Таню? Да, про Таню… А что я хотела? Не помню уже… И вообще, Таня так Таня, тебе виднее. Я вовсе не против Тани. Но послушай меня, сынок… Знаешь, мне в последнее время одна мысль покою не дает… А что, если… Если я тебя в Москву учиться отправлю? К отцу? Ты как? Поедешь?
В наступившей звонкой тишине было слышно, как во дворе шлепает о пластик мокрая Надина тряпка. Никита замер, смотрел на нее с ужасом. Борщ лился из ложки, не донесенной до рта.
Она и сама испугалась только что ею произнесенного. Надо же, как все легко выскочило, будто щелкнул в голове рычажок… А было, было опасение, что ни за что не сможет произнести эти слова. Но вот, произнесла, и гром небесный не грянул, земля под ногами не разверзлась. И что теперь с этими словами делать? Если уже вылетели? Улыбнуться да пойти на попятную?
– Да ладно, не пугайся раньше времени, сынок. Сама не знаю, чего вдруг в голову пришло. Хотя… Если как вариант рассматривать? А почему бы нет, Никитушка? Если подумать… Давай я подумаю, и ты тоже подумаешь, хорошо? Время еще есть…
Всю ночь потом ворочалась без сна, прислушиваясь к своим ощущениям. Домысливала ситуацию задним числом, одновременно опасаясь, что проснется прежняя боль-обида…
Странно, но боли не было. И обиды тоже. Зря опасалась. Видимо, боль и обида развеялись с годами… Начали уходить тогда еще, когда Павел перезвонил сразу после того памятного разговора с Марьяной. Голос в трубке был решительным, но слегка сбивающимся на волнение:
– …Если ты настаиваешь, я согласен, Кать. Я больше не приеду. Только прошу тебя, пожалуйста, не отказывайся от денег! Давай так и договоримся – меня в жизни детей нет, но деньги от меня ты получаешь исправно. Пусть они ни в чем не нуждаются. Можешь им про материальную сторону вообще не рассказывать, если хочешь.
– Хорошо. Я согласна.
– Спасибо и на этом. И помни, Кать, пожалуйста… Я всегда на связи, в любое время. И я буду ждать – вдруг ты передумаешь, вдруг поменяешь свое решение и разрешишь мне… Я всегда готов…
– Хорошо. Пусть будет так.
– И еще… Не говори детям ничего плохого про меня, ладно?
– Слишком много условий, Павел. Но я постараюсь. Извини, уж как получится. Жизнь сама рассудит, кто из нас хороший, а кто плохой.
– Конечно, конечно, Кать. Помни – я всегда жду звонка…
Катя вздохнула, перевернулась на другой бок, поправила под головой подушку. Надо спать. Сколько можно ворочаться, завтра голова будет болеть. Ах да, завтра же воскресенье, можно отоспаться… И все-таки, что делать с Никитой? Может, и правда его к отцу отправить? Взять и позвонить Павлу с утра, совершить материнский подвиг… А что, и впрямь… Что-то героическое в этом есть…
С мыслью о «подвиге» она и заснула. Под утро вздрогнула от странного звука – что-то брякнуло-упало на кухне. И следом донесся испуганный Никитин шепоток:
– Тише ты, Гришка… Аккуратнее нельзя? Маму разбудишь!
– Эй… Что там у вас происходит? – подняла сонную тяжелую голову от подушки.
– Да мы на рыбалку собираемся, мам… Извини… Мы уже уходим…
Вскоре тихо щелкнула замком входная дверь. Скрипнули доски крыльца под сыновними шагами. Послышался звонкий хохоток Танюши во дворе… А, ну конечно. Куда же без Танюши-то! Вот липучка какая, а? И даже на рыбалку за Никитой увязалась! Нет, это уже ни в какие рамки…
Разозлилась, и сон как рукой сняло. Лежала, смотрела в утреннее окно. Медленно, со скрипом вызревало внутри решение… Да что она, не мать своему сыну? Если для сына надо, к черту остатки гордыни, обиды и боли, или чего там еще, вместе взятого? К черту, к черту!
Подскочила с постели, пошла в гостиную, соображая, где может быть та самая бумажка с номером телефона. Кажется, в папке с документами… Да, вот она. Сохранилась, родненькая. В какой кармашек засунула десять лет назад, там и лежит.
Уже слушая льющиеся в ухо гудки соединения, сообразила вдруг – разница с Москвой два часа! Если здесь восемь утра, у них только шесть! Но трубку уже сняли…
– Да, слушаю вас. Говорите…
– Марьяна?
– Да…
– Здравствуйте, Марьяна, это Катя. Из Васильевска. Извините за ранний звонок, я не сообразила…
– Ох, Катя! Здравствуйте! Ради бога, не извиняйтесь, что вы! Я рада вам, Катя.
– А Павел дома?
– Нет, к сожалению… Он сейчас в Дрездене, на симпозиуме хирургов…
– Жаль. А я хотела с ним переговорить насчет Никиты. Это его старший сын, если вы не в курсе.
– Да как же я не в курсе, Катя, что вы такое говорите… А что с Никитой? Он здоров?
– Да. Здоров. Школу закончил. Хочу его к вам учиться отправить. Ну, в смысле, в какой-нибудь московский институт…
– Правда? Ой, так это же замечательно, Катя… Ой, как Павел будет счастлив, наконец-то… Катя, я вам обещаю, я все сделаю! То есть мы с Павлом все для Никиты сделаем… Я буду очень стараться! Ой, как же вы меня обрадовали, Катя! Я Никиту встречу, как родного! Хотя что я говорю… Вам неприятно, наверное…
– Да ладно, какое уж там неприятно, если сама звоню и прошу. А у вас что, общих детей с Павлом нет?
– Нет… У меня вообще детей нет. А когда? Когда Никита приедет?
– Не знаю… А можно, я сама с ним приеду? Ну, чтобы на месте осмотреться… Я вас не сильно обременю?
– Ой, да конечно! Приезжайте. Даже без лишних разговоров! А когда вы приедете?
– Не знаю… А Павел когда будет дома?
– Через неделю.
