«Отойду подальше и позвоню», – решил он.
Божьей милостью в казарме отключили свет. Событие просто совпало с подготовкой к теракту. На улице уже стемнело, и возмущению ополченцев, готовящихся отойти ко сну, не было предела. Нужно мыться, стираться, кипятить воду для вечерних чайных церемоний! В соседних зданиях свет не отключали – значит, это не было общегородской аварией. Проблема заключалась в щитке – видимо, выбило пробки. Щиток находился в подвале. Двое ополченцев – Грубов и Матвиенко – бросились с фонарями вниз и через несколько минут, смертельно побледневшие, как-то вкрадчиво ступая, вышли обратно. Самообладания у бойцов хватило не пороть горячку. Паника – не вариант. Так уж получилось, что луч от фонаря Матвиенко высветил горку странных предметов в двух шагах от щитка. Комвзвода Стриж как раз проходил мимо. Грубов что-то шептал ему, задыхался от волнения. Офицер сориентировался быстро – на Северном Кавказе в начале двухтысячных и не такое случалось. Мурашки бегали по спине, но он действовал четко. Связь по рации с командирами отделений – быстро и без суеты уводить людей. Как есть – в исподнем, босых, а если голые, то и голых! Только через задний проход, без шума, по одному, дабы из леса ни одна падла не заметила! Подошел к часовым – замечали что-нибудь подозрительное? Всплыла фигура коменданта, таскавшего мешки с углем. Какой на хрен уголь – начало августа на дворе! Коменданта взяли в его каморке – Опанас Софронович раскис, мямлил от страха. Телефонный звонок он так и не сделал. Его схватили под руки, поволокли. К этому времени здание уже опустело. Ювелирно сработать не удалось – заднее крыльцо общежития окружали сараи и кустарник, и все же диверсанты, залегшие на опушке, разглядели, как в окнах мелькают люди.
– Взрывай, Лесь, – распорядился старший. – Хватит ждать. Уже забегал этот муравейник.
– С любовью и нежностью, ватники драные… – злорадно прошептал лежащий за поваленным деревом специалист-взрывник. – Ловите жаркий привет от неизвестного солдата. – И с нажимом повернул рукоятку.
– Осторожно, проводятся взрывные работы, – ухмыльнулся его товарищ по нелегкой «освободительной» борьбе.
Произошла заминка. Вследствие почтенного возраста и халатного обращения проржавел механизм замыкания контактов. Сигнал не прошел. Чертыхнувшись, специалист начал яростно работать рукояткой, потеряв драгоценные мгновения. Закладка в подвале сдетонировала, когда ополченцы выволокли упирающегося коменданта на крыльцо. Почему он упирался, истории неизвестно. Ополченец споткнулся, Бабарыка вырвался и, обезумев от страха, бросился зачем-то обратно в общежитие. В этот момент и разверзлось половое покрытие первого этажа, с адским грохотом из подземелья вырвался столб огня, понеслась ударная волна, и началась безумная огненная феерия. Пятнадцать килограммов взрывчатки на небольшое здание – весьма ощутимо. От коменданта Бабарыки осталось «сухое место» – обгорелые кости и немного пепла. Пострадали ополченцы, не успевшие отбежать от общежития, их сбило с ног ударной волной, опалило жаром. Раненых вынесли товарищи. Их жизни ничего не угрожало (не считая грядущих затруднений в общении с прекрасным полом – вследствие ожогов на лицах). Общежитие горело и взрывалось. В считаные минуты от здания ничего не осталось. Сгорели сараи, стоящие по периметру. Вспыхнул и превратился в обугленный остов грузовик, на котором прибыли ополченцы, – его не успели отогнать в безопасное место. Пожарная машина прикатила из соседнего городка Аметиста с похвальной быстротой, но тушить уже было нечего. Все, что осталось пожарному расчету, – следить, чтобы огонь не перекинулся на соседние здания. Окраина Ждановки превратилась во взорванный муравейник. Жители спешно покидали свои жилища, плакали дети. Ревели сирены машин экстренных служб. Ругались ополченцы в исподнем, скопившиеся за гаражами и местной подстанцией, – хотя в их ситуации уместнее было кричать от радости.
Как ни крути, а урон нанесли лишь имущественный (не считая коменданта). Все пятеро диверсантов находились на опушке. Посадить наблюдателя с обратной стороны общежития командиру в голову не пришло. Он уже понял, что потерпел фиаско: дорогостоящую взрывчатку выбросили на ветер. Командир запоздало отправил своего человека на разведку. Тот уполз и вскоре вернулся с неутешительными известиями. Исправлять косяк было нечем, к тому же, по уверению лазутчика, в квадрат прибыл спецназ ополчения, чтобы ловить диверсантов. Это был первый провал за неделю. Усугублять ситуацию не стоило. Последовал приказ – путать следы, всем отходить на базу. Пятеро «леших» в маскировочных халатах-лохмотьях отползали в лес, пропадали за деревьями…
К окончанию «банкета» в Ждановку действительно прибыла группа «истребителей диверсантов» – два отделения экипированных до зубов бойцов из батальона спецназа майора Шубина. Сам батальон размещался в Аметисте, находящемся в 15 верстах к югу от Ждановки, там он проходил изнуряющие тренировки, оттуда разъезжались по командировкам бойцы. Часть считалась образцовой, бойцы отлично зарекомендовали себя в минувших сражениях. С этими парнями диверсанты старались не связываться, их боялись как огня украинские военные. Крепкие мужики спрыгнули с джипов, рассыпались по периметру догорающего здания. Вокруг пепелища толпились ополченцы (эти парни родились, как видно, в рубашках) – большинство успело вынести оружие, но одежда, личные вещи так и остались в казарме. Комвзвода Стриж докладывал обстановку невысокому, светловолосому капитану Турченко – заместителю комбата Шубина. Капитан слушал, не перебивая, косился на выбивающиеся из пепелища языки пламени – пожарные заливали их пеной. Личная команда из четырех человек – проверенный, дружный коллектив – находилась рядом. Все пятеро (включая Никиту Турченко) – Лебеденко, Копылов, Терновский, Гончар – восемь лет назад окончили Харьковское военное училище. Судьба разбросала их по свету, кто-то из выпуска уже ушел в иной мир, кто-то бросил армию, убыл за границу, кто-то воевал на противоположной стороне. Неприятно впечатленный Майданом, Турченко сам уволился из армии. Но когда в Донбассе началась заварушка, в числе первых записался в ополчение и начал подбирать себе команду, с которой и влился после Иловайского котла в батальон Шубина. Всю компанию Никита отыскал в Луганске, и долго уговаривать товарищей не пришлось – у каждого имелся свой счет к киевским властям. Без малого год, отдыхая лишь в короткие отпуска, они возились в этом дерьме, которое украинские силовики называли АТО, а их идейные оппоненты – отражением агрессии преступного режима. Лишь позавчера офицеры вернулись из окрестностей Марьинки, где «весело» проводили время под непрекращающимися обстрелами (какое же перемирие без демонстрации огневой мощи украинской армии?), и уже сегодня их бросили на ЧП в глубоком тылу собственной армии.
– Что за хрень? – бормотал бывший старший лейтенант, командир роты в танковом учебном центре «Десна» под Черниговом Сергей Терновский – степенный, неспешный, успевший освоить после увольнения из армии нелегкую профессию лесника в одном из отдаленных районов Луганщины. Он хмуро созерцал сгоревший грузовой автомобиль, скорбные горелки бывшей казармы, распространяющие убийственные ароматы.
– Das авто, – простодушно пояснил бывший разведчик, а ныне заслуженный спецназовец Семен Гончар – плотно сбитый, с неувядающей хитринкой в глазах. – А das – хаус… Блин, арт-хаус какой-то… – Он начал брезгливо зажимать нос. – Слышь, командир, ты уверен, что мы приехали по адресу? Пострадавших нет. Ну, сгорела халупа – туда ей и дорога, все равно сносить пора было. Обычное бытовое разгильдяйство.
